Ничего. Никакой реакции. Я должна была догадаться, что нет смысла взывать к ней на таком основании.
Внезапно я чувствую потребность оправдать свою непростительную роль во всем этом.
– На этом бы все и закончилось. Я никогда не прощу сама себя, знайте. Мне было всего семнадцать, и я понятия не имела, к чему все это приведет, и я… – Мой голос дрожит, но я не стану плакать перед ней. Я хочу сказать «была бедной», однако произнести эти слова язык не поворачивается, и тогда я говорю: – И мне было голодно и чертовски холодно[7].
«Хол’на» – мне кажется, что последнее слово эхом разносится по залу. Лицо Хелен маловыразительно. Почему ее должны волновать мои оправдания? Она никогда не оправдывалась.
Электронный звонок заставляет меня подпрыгнуть.
– Ах, – произносит она. – Мне пора возвращаться к работе. Я провожу вас к выходу.
Я показала себя уязвимой перед ней и получила сталь в ответ. На что я надеялась? На что-то вроде «сестринства»?
– Все будет в порядке? – спрашиваю я почти умоляющим голосом.
– Спасибо, что уделили мне время, доктор Теккерей.
Я выхожу, моргая и щурясь от осеннего солнца. Семья китайских туристов просит сфотографировать их; телефон, который отец вручает мне, той же модели, что и мой, но после пяти попыток у меня получается только несколько размытых изображений ног.
– Простите, – я возвращаю его обратно в их руки. Ехать на метро не к лицу, и я ловлю такси, чтобы вернуться на Ливерпуль-стрит. Река справа от меня, и водитель бубнит, что мы проезжаем набережную, храм, Монастырь черных монахов, до тех пор пока речная дорога не заканчивается и здания не вздымаются по обе стороны, закрывая от меня небо.
Я понятия не имею – сделала я все лучше или хуже.
Глава 14
Вопреки всей форе во времени, из-за сломанного светофора в Мэннингтри, закрытых ворот на автомобильной парковке у станции Дисс и этого дурацкого железнодорожного переезда я возвращаюсь в Назарет – в Парк-Ройал-мэнор – лишь в 19.45.
Вагон-буфет был закрыт, а я только выпила кофе и съела кусок булки с тех пор, как позавтракала этим утром. Меня трясет от голода, когда я добираюсь до двери. Мама обычно не ест настолько поздно, и когда я чувствую запах готовки из коридора, то благодарна, что Колетте удалось заставить ее потерпеть так долго. Обеденный стол накрыт на пятерых, но за ним только два лица. Усталое Сэма и заплаканное Хонор.
– Дорогая! – Хронические угрызения совести по поводу прошлого сменяются сейчас острым чувством вины.
– Она не поняла, кто я такая, мама! Она не узнала меня!
– Колетте пришлось отвезти Дебби обратно, – поясняет Сэм, встряхивая волосами. Его лицо обрамлено шевелюрой, которая пересекла черту между образом «гениальный безумный профессор» и понятием «неряха». Это не делает ему чести перед клиентами. Я и не подозревала, пока мы не начали проводить время порознь, что он стал человеком, которому нужна жена, чтобы подсказать, когда пришло время подстричься. Он оглядывается на кухню, где в совке притаились осколки разбитой посуды. Я же смотрю на Хонор; он видит выводы, к которым я прихожу, и спешит разубедить меня прежде, чем я в них утвержусь:
– Нет, это сделала Дебби. Все это оказалось… немного чересчур для нее.
Я не знаю, что хуже: стресс, который наверняка чувствовала моя мать, сидя в этом странном доме напротив синеволосого фрика, или ужас Хонор при виде ухудшения состояния ее бабушки. В любом случае я должна была находиться здесь.
– О, Боже, – произношу я. – Подойди сюда, Хонор. – Я поглаживаю ее по спине. Мои пальцы украдкой ощупывают ее: ребра не выступают, значит, ест она достаточно. – Мне так жаль, – говорю я. – Это я виновата. Нам надо было всем идти к Колетте. Мне не стоило уезжать, я должна была сказать, что лучше завтра.
– На работе сказали же, что сегодня? – Сэм резко вскидывает глаза, замечая несостыковки в моих заявлениях, но я знаю, что он не станет ничего выяснять при Хонор.
– Да, я знаю. Я это и имею в виду – что лучше бы это было завтра. Извините, у меня голова идет кругом. Я хочу есть. Еда осталась?
– Сейчас подам, – говорит Сэм.
Хонор наполняет бокал для меня, пока я опустошаю сумку – ключи в вазу, телефон на стол.
– Мне приятно, что ты до сих пор пользуешься моим чехлом, – она берет телефон в руки и запускает большой палец под откидывающийся клапан. Я поставила его на беззвучный режим, пока ехала в машине, и там может оказаться сообщение от Джесса на экране. Может быть сообщение и от Хелен. Я тянусь, чтобы выхватить его из рук дочери, и опрокидываю бокал возле ее локтя. Она успевает поймать его за ножку, он расплескивается, но не разбивается.