— Что же, выходит, там все смертью кончается? — спросил мой брат.
Чернявый снова ехидно засмеялся, попытался издать неприличный звук, но вместо этого у него из горла вырвался протяжный, хватающий за сердце стон.
И снова, будто обезумев, он стал кувыркаться, прыгать с разгона, потом сбежал по тропке к воде, а над ним бешено кружилась саранча.
Мне не терпелось услышать, что было дальше, и потому я молчал, боясь рассердить рассказчика. Пузырь весь обратился в слух и словно сам выпил желчной воды. Только Золотничок отвлекся и следил за стаей саранчи.
— В лесу никто больше не бывал много-много лет, а тем временем старший брат стал королем. Но однажды в лес случайно забрел пастух — искать пропавшую овцу. Вдруг он споткнулся, упал в густую черную траву, и под ним что-то хрустнуло. Пригляделся пастух и увидел маленькую косточку.
— Это была кость убитого брата, — пояснил Чуридду.
— Чего лезешь? — оборвал его Агриппино. — Твоя, что ли, сказка?
— Весь день бродил пастух по лесу среди дубов и кленов, а на душе у него было грустно-грустно. Овцы шли впереди и тоже головы повесили. Взял пастух да и смастерил из косточки свистульку. Может, думает, хоть развеселюсь немного. Поднес он свистульку к губам, но из нее полились не звуки, а слова:
Пастух, не бойся тени, Страшнее речка Сени. Там синее перо я раздобыл, И старший брат за то меня убил.Тури умолк. Почесал голову, взъерошив и без того лохматые вихры.
— Ну и что? — спросил Пузырь.
— Давайте-ка и мы споем, — предложил Тури. — Что было дальше — все знают. Старик король узнал от пастуха про подлый обман и сослал на остров Лемнос сына-убийцу. А теперь споем…
Пастух, не бойся тени…Золотничок поднялся, вырвал кустик дикой лакрицы и стал сосать корень.
— Знаете, какой сладкий?
Тури попытался снова затянуть песню:
Пастух, не бойся тени…Вторя ему, жалобно замяукал Пузырь:
Страшнее речка Сени… Там синее перо я раздобыл… —подхватил Чернявый, который все ходил перед нами ходуном — то на руках пройдется, то встанет на ноги, изготовясь к прыжку. Лицо его светилось, он с ухмылкой показывал нам язык и не знал, бедняга, что чумной, воняющий серой дьявол будоражит его в последний раз. Облако саранчи все еще вилось над ним, закрывая его от нас. А над хребтами Камути нависло настоящее облако, белое и дымное.
— Погода меняется, — заметил Агриппино. — Скоро зима, черт бы ее побрал!
Мы хором горланили песню пастуха.
Чернявый вдруг застыл, будто какой винтик в нем сломался. Пристально поглядел в одну точку, потом схватил камень и стал колотить им об землю.
— Эй, ты что там делаешь? — крикнул Туту. — Обожди меня, я с тобой. А то они мне все осточертели со своим пастушком и свистулькой.
Чернявый спокойно продолжал стучать камнем: бес, похоже, его покинул. Все вокруг было озарено странным сиянием, как будто солнце всходило прямо из речных вод.
— Ты новую игру придумал? — заинтересовался Золотничок.
Тури посмотрел на Чернявого, на маленькую лужайку и сказал мне:
— Пеппи, ты ничего не слышишь? — А потом закричал: — Стой, Чернявый, стой! Что это так звенит?
Нет, это был не колокол. Чернявый на миг обернулся к нам и вдруг исчез. Страшный взрыв звоном рассыпался по долине, и Чернявого поглотило пламя.
— Мамочки! — прошептал Пузырь.
Я зажмурился, в ушах стоял шум речного прибоя. Открыв глаза, я увидел, что друзья стоят над обрывом и глядят на реку, вдруг окрасившуюся в желтый цвет.
— Это бомба! — заикаясь пробормотал Тури.
— У-у-у! — выл Обжора.
Я пытался встать, но ноги не слушались. Эхо взрыва пронеслось по всем ущельям, будто кто-то затрубил в рог.
— Ой, Чернявый! — всхлипнул Чуридду.
Вся лужайка вздыбилась, и кусты по краям ее горели зловещим алым огнем.
— Ну что стали как истуканы, — надрывно крикнул Тури и бросился со всех ног к тропинке.
Я тоже побежал, хотя сил не было. Следом мчались мой брат, Обжора и Пузырь.
— Чернявый, эй, Чернявый! — звали они.
— Вот он! Быстро, к реке его! — приказал Тури. — Может, еще очнется.
— Ох, не могу, сердце разрывается! — причитал Чуридду.