Мора фон Эпштейн
Каменная статуя
«У хорошего мастера и статуя чувствует», – говаривал отец. – «И камень плачет».
Он верил, что станет таким де мастером, как отец.
«А камень с тобой говорит?»
«Говорит».
«Почему я не слышу?»
«Потому что он говорит со мной, а не с тобой».
«А я когда услышу?»
«Откуда мне знать? Когда сможешь. Если будешь стараться…»
И он старался. Перенимал отцовы навыки, искал подходящие камни, слушал горы, учился обтёсывать так, чтобы ни больше, не меньше, а сколько надо.
«Не торопись», – поучал отец, – «Камень спешки не любит и не прощает».
Отец был известным мастером. Великим. Не статуи – загляденье. Не чаша – творение. Иного такого чудотворца страна не видела.
И мастерство отца подстёгивало мальчишку.
«Научишься камень чувствовать, сам таким станешь. Не за мной гонись, от себя беги. От себя ленивого и неумелого».
«А ты убежал?»
«До сих пор гонится, проклятый».
Однажды ему повезло. Камень нашел в горах, да не простой камень, а такой из которого лицо смотрит. Это он сразу понял, отец учил видеть. Камень смотрел на него девичьим лицом и юноша понял:
«Вот оно. Гора дает мне шанс. Чего тут сложного?»
Забрал её с собой, вынул из скалы и сам тащил до дома, укутав тканью. Отцу е показал и сразу заперся в мастерской.
День прошел. Второй. Третий… Молчит камень.
Умелы руки ученика. Знает, как освободить истинный облик. Искусен. Осторожен. Стучит молоток, сверкает зубило.
Да только бестолку.
Упрям камень.
Ждал юноша. Так жадно ждал, что, в конце концов, разозлился. Отшвырнул инструменты, не довёл работу до конца. Тряпкой накрыл, да дверью хлопнул. К чему стараться, коли толку нет? То ли камень не тот, то ли не научился ещё всему. Так и осталась она. Ни внутри, ни снаружи. Лицо, да руки до локтей, остальное в плену.
Мастер лишь единожды под ткань заглянул. Покачал головой. Посочувствовал. Да больше не подходил.
А через год забрала болезнь великого мастера. Забрала, да прямо в руки Смерти передала.
Горе обрушилось на голову любящего сына.
« Зачем ушёл так рано, отец? Не всему я научился. Не всего уразумел. Что теперь делать сыну-недоучке? Как оправдать твои ожидания? Как имени не запятнать?»
Топил он горе в вине – не тонуло.
Искал забвения в тяжелой работе – не нашел.
Один лишь отец был у него, да камни вокруг. Ни родни, ни друзей. И словом горьким перемолвиться не с кем. Знакомые сочувствовали, соседи жалели. Да только горе заказчиков и того искреннее. Опустел дом. Работа не спорилась. Лишь тогда он вспомнил о незаконченной статуе.
Сдернул ткань, сел рядом, да и начал говорить обо всём, что терзало. О детстве, об отце, о мечтах и надеждах, о первых своих уроках, о глупых ошибках. А она слушала и молчание камня было ему нужнее любых слов. Он говорил всю ночь, к утру забывшись глубоким сном.
А когда проснулся, у порога стояли заказчики. Работу отца нужно было выполнять.
И юноша выполнял. Как мог и как умел.
А покупатели хвалили и платили вдвое больше, как его отцу. Сначала он думал, что таково их уважение к памяти прежнего мастера. Потом решил, что над ним издеваются. А заказы всё шли и шли, люди издали приезжали, чтобы посмотреть и приобрести его работы. Тогда усомнился он, не шутил ли отец, говоря о чувствах? Ведь стал он мастером, люди врать не будут. А слёз у камня не видал. Пришел домой в сомнениях великих. Не так-то просто обвинить отца.
А там снова она, смотрит каменными глазами, не шевелится.
И снова он говорил с нею всю ночь, ни мало не смущённый молчанием. Он говорил о сомнениях, о страхе, о том, как не достоин лавров отца, но почему-то получает их. Она снова молчала, а он и не ждал ответов.
Так и повелось. Она стояла в его мастерской и неподвижно слушала его. Какие бы новости ни приносило время, он садился рядом и рассказывал ей. Встретил красивую девушку – говорил о любви. Отец не одобрил брак – топил горе в вине и слезах. Ногу сломал, двигаться почти не мог – болтал о смысле жизни и испытаниях для этого отмеренных. Соседская дочь пришла помочь одинокому мастеру, да вместе с ногой излечила и сердце.
А статуя, заточенная в камне, всё слушала и слушала, ни разу не подав ему ни единого звука.
Он прожил в счастливом браке лишь несколько лет. Жена забеременела и в положенный срок родила сына. Да так и не пережила той ночи, оставив их вдвоем. И радость новой жизни смешалась с горечью потери.
Скорбел он. Скорбел так сильно, что и слова вымолвить не мог. Сидел рядом со своей неоконченной работой. В люльке спал сынок. А он молчал, ни жив, ни мертв от потери.
А потом вдруг взглянул на статую и увидел слезу, текущую по каменной щеке.