Харви покачал головой, но теперь его глаза заблестели.
— Я не понимаю… — настаивал он.
— Перестань пытаться понять и прими свой дар. Поговори с ним.
— Я не… смогу.
— Ты можешь слышать его. Ты можешь говорить с ним, когда хочешь. Это Земля говорит с тобой.
— Я не хочу… — попытался еще раз возразить Харви. Но на самом деле в глубине сердца он чувствовал биение чего-то, чему он не знал названия.
Это был его дар. Барабанный бой, который может разбудить неожиданную силу. Он древний, сильный, не знающий сомнений.
— Слишком рано. Но для нас уже слишком поздно. До весны осталось два дня, — продолжал Квиллеран, взяв факел. — Пусть сенека станцуют для тебя свой последний танец. Мы танцуем ради жизни, которая возрождается, и ради дерева, которое должно снова зацвести. Мы танцуем для исчезнувших друзей и для тех, кто еще держит нас за руки. Мы танцуем, чтобы враги ушли.
— Танцуем, — сказал Харви, прислушиваясь к бою барабана у себя внутри.
Он взял за руку Электру. Шенг взял Мистраль, и все вместе они пошли между зажженных факелов. Они остановились перед камнем, которым было обозначено место первого дерева в Нью-Йорке.
Огни факелов отражались в их глазах. Сердце Харви наполнялось гордостью, он видел каждый огонек.
Лес зашумел от ветра, как будто он звал своих старых духов посмотреть на танец. В кругу из двенадцати индейцев четверо друзей танцевали спина к спине. Вокруг них кружились двенадцать факелов. Грудной, древний голос произносил незнакомые слова. Это был голос первого месяца весны.
Один за другим двенадцать индейцев пели за двенадцать месяцев года и танцевали вокруг ребят. Это было похоже на карусель из огней и теней, на водоворот рук. Это был кружащийся волчок, маленький свет звезды в темном сердце Инвудского леса. Это был первый импульс, который заставил вращаться большие звезды. Все большие и большие. Чтобы запустить самый большой круг, у которого нет ни имени, ни центра, ни движения, чтобы заставить его сделать шажок вперед.
Это была песня жизни. Танец для духов, которые поднимались к звездам.
Когда танец закончился, время больше не имело значения. Возможно, прошло десять минут, возможно — десять часов.
В лесу было тихо. Двенадцать сенека опустили факелы и погасили их о землю. Харви, Электра, Мистраль и Шенг расцепили пальцы, заметив, что их руки онемели и болят.
Квиллеран проводил их по тропинке обратно.
На площади рядом с Индиан-роуд он сказал:
— Возможно, враги вернутся. Но не нужно их бояться. Нужно идти по той дороге, по которой вы должны идти.
— Я не знаю, по какой дороге я должен идти… — пробормотал Харви.
— «Приходит время познать мир. Не важно, по какому пути ты придешь к истине. К такой важной тайне не может вести единственная дорога», — продекламировал Квиллеран, цитируя слова профессора ван дер Бергера.
— Откуда ты знаешь эти слова?
— Я выучил их, пока ждал тебя.
— Кто их сказал?
— Каменная Звезда, которая была до тебя.
— То есть профессор Альфред ван дер Бергер? — хором воскликнули ребята. — Это он был прежней Каменной Звездой?
— Да.
— И ты его знал?
— Недолго. До того, как он покинул город.
— И у него тоже… был дар Харви? — спросил Шенг.
— Да.
Харви обхватил голову руками.
— Я… я уже ничего не понимаю. Как это возможно?
Квиллеран запустил руку в карман и вытащил оттуда какую-то квадратную вещь.
— Прежде чем уехать, старая Каменная Звезда оставил мне одну вещь для тебя.
Это была старая открытка с изображением установки обелиска Клеопатры в Центральном парке. На обратной стороне — знакомые цифры. «25, 6, 85, 42, 24, 79, 96, 73, 41, 18, 83, 119, 41, 170, 67, 102, 79, 56, 113, 90, 113, 53, 24, 79, 96, 165, 146, 124, 1, 119, 35, 113, 53, 24, 79, 96, 41, 164, 16, 6, 119, 34, 67, 1, 98, 153, 119, 96, 161, 83, 143, 119, 105, 1, 98, 153, 96, 119, 1, 98, 153, 119, 96, 161, 83, 143, 119, 105, 53, 40, 149, 119. Каменная Звезда, 1 из 4».
Открытка была адресована Харви Миллеру.
МЕТЕОРИТ
В больничной палате находились три человека. Восточный мальчик с волосами, подстриженными «под горшок», девочка с длинными черными жесткими волосами и еще одна девочка, изящная, с овальным лицом балерины.
Узнав их, мужчина на больничной койке улыбнулся. Вышла не очень красивая улыбка: поверх его губ было наложено несколько швов. Его нога была подвешена на белых бинтах, и от его тела к разным приборам вела куча тонких трубочек.
— Эй, — прошептал он, когда трое приблизились. — Ну как?
— Как ты? — спросила Мистраль, нагнувшись, чтобы поцеловать его в щеку.