Я крепко стиснул челюсти. Аж зубы затрещали.
– А теперь думай сам, – продолжал Урсай. – Эта девушка мне вовсе не нужна, мне хватит ее крови. Сейчас мой не отягощенный излишней моралью друг вскроет ей вены на руках, и кровь потечет в реактор. Если ты останешься при своем мнении, то она умрет, ты тоже умрешь, а я соберу кровь, заморожу ее и буду готовить на роль передатчика энергии кого-нибудь другого. Ее кровь сохраняет свои свойства и в отрыве от нее самой – я проверял. Довольно неприятно, что все придется начинать сначала, но ничего невозможного. А вот если ты откроешь канал, то у тебя появляется шанс. Не буду врать, весьма маленький шанс, но – кто знает? Я не всесилен и не стану утверждать, что все пройдет без ошибок. Может, даже не вся кровь успеет из нее вытечь, и ты ее спасешь. Включи мозги, я что, зря тебя учил почти два года?
– Ты врешь, – сказал я хрипло, впервые назвав его на «ты». Много чего сегодня произошло впервые.
– Нет. Подожди немного, сам убедишься. Оштон?
– Ща, милсдарь. – Оштон вынул нож и склонился над лежащей.
– Нет! – заорал я, хотя отлично понимал, что смысла в этом нет ни на полпальца. Так и оказалось – бандит даже ухом не повел и равнодушно, словно каждый день этим занимался, полоснул ножом по запястьям Ирси. Раз. Два. Струйка крови потекла по стоку. Оштон выпрямился и обернулся:
– Готово, милсдарь. В лучшем виде.
– Хорошо. Иди.
Я обернулся к Урсаю – он смотрел на меня с иронией и некоторым сожалением. Хотя, возможно, сожаление мне почудилось.
– Будь ты проклят, – сказал я, опуская руку и активируя канал. Пару мгновений ничего не происходило, потом вокруг Урсая загорелись и начали медленно набирать яркость заполненные какими-то узорами концентрические круги, числом три.
– Наконец-то, – сказал Урсай. – Кстати, ты был прав, я немного солгал. Ее кровь недолго сохраняет свои свойства, и заморозка не помогает. Если бы ты не активировал узор, мне пришлось бы оставить ее в живых. Впрочем, в конечном счете это ничем бы не помогло ни тебе, ни ей. Ты сделал правильный выбор.
Я скрипнул зубами. Круги вокруг Урсая начали медленно вращаться, кроме того, стала отчетливо видна сеть линий, соединявших наши узоры. Где же я слышал это имя…
– Этот Оштон, – спросил я, – случайно не Оштон Кровавый Мешок?
– Теперь его зовут Оштон Костяная Рука, – хмыкнул Урсай, – вы, никак, знакомы?
– Заочно, – сказал я, лихорадочно вороша память, – в книжке одной прочитал. «Бандитский Джубан» называется. Рекомендую, интересная книжка. – И заорал во всю глотку: – Оштон! Лапу на бочку!
– Зря глотку надрываешь, я его хорошо знаю, будь даже он тебе отец родной и то бы ухом не повел, – спокойно заметил Урсай, но тут его спокойствие дало трещину, потому что Оштон уже был здесь.
– Чего базлаешь? – спросил он мрачно, воткнув острие своего взгляда аккурат мне в переносицу.
– Оштон, выйди вон! – рявкнул Урсай.
– Не штани, возила, – сказал я как можно более развязным тоном, – дед в яме, натурально. Видишь – в круге торчит, и выйти из него ему не шуршит. Только картинки рисовать да мух глотать.
– Оштон, ты был мне полезен, и я не хочу тебя убивать. Но если ты сейчас же не выйдешь, мне придется это сделать, – сказал Урсай своим самым страшным голосом. Хоть он и был направлен не против меня, но мне все равно стало жутко, как всегда. Однако бандит только усмехнулся.
– Я не возила; я лешак. И впрямь в яме, по ходу.
– Дед карачун копает, – быстро сказал я, надеясь, что правильно вспоминал всего лишь однажды просмотренный наискосок словарик бандитского языка, – тебе, мне, всем. Песок на свист! Шар видишь – сбей пером. Карачун деда хватит, а нам – откинется.
– Он врет! – выкрикнул Урсай. Светящиеся круги вращались уже довольно быстро, узоры на них сливались в сплошную линию. Когда круги наберут некоторую скорость, заклинание начнет действовать, и остановить его, пожалуй, будет проблематично. Урсай же продолжал убеждать бандита: – Я и в самом деле не могу сейчас ничего сделать, но в остальном – он врет! Мое заклинание убьет его и эту девушку, вот он и задергался. Так и быть, я прощаю тебе неповиновение, но если ты, сволочь, нарушишь мое заклинание, живым тебе не быть.
– Шорох обоснуй? – Оштон посмотрел на меня.
– Светляки деда обложили вглухую, вышак ему копают. Сам сечешь – из малины его выкурили. Дед шандец греет, крохалям лес обломится, а он – верхами.
Оштон почесал затылок:
– Не силен я по фене, говорю ж, лешак. Ты… того, нормальным языком скажи.
– За ним, – я кивнул на Урсая, – светляки гоняются, скоро на зуб кинут… тьфу, шрат, въелось… прищучат скоро, короче.
– Это я понял, – отмахнулся Оштон, – че он задумал-то?
– Прошлое изменить, – честно ответил я, – сделать так, чтобы в Последней Битве победил Проклятый Принц.
Оштон бросил удивленный взгляд на Урсая:
– А он может?
Я кивнул. Оштон пожал плечами.
– Его право.
– Но это же означает, что все умрут! – воскликнул я в удивлении. – И ты тоже!
– А ты что, собрался жить вечно? – Оштон хмыкнул и развернулся к выходу. Урсай расхохотался.
– Благодарю тебя, мой друг! Каюсь, я недооценивал тебя раньше. Клянусь, я этого не забуду!
Оштон резко обернулся.
– А хоть бы и забыл, мне не жалко! – И, смотря на меня: – Какой шар?
– А? – спросил я, хлопая глазами.
– Какой шар сбить? – спросил Оштон спокойно. – Тот. что ближе ко мне или к тебе?
– Любой, – быстро ответил я. Если я правильно понимаю их назначение, то… а впрочем, неважно, потому что нож уже рассекал воздух под отчаянный вопль Урсая. Клинок воткнулся под шар, я на мгновение испугался, что Оштон промахнулся, но тут же понял, что он перебил ножом деревянную стойку. Шар покачнулся, с глухим звоном упал на пол и покатился в сторону, окутываясь облачками синих искр при пересечении каждой линии узора. Урсай замолчал и принялся лихорадочно водить руками, бормотать – похоже, готовил какое-то заклинание. Я присмотрелся к вращающимся кругам – по ним уже не было видно, что они вращаются. Интересно, как скоро они наберут необходимую скорость? Если Урсай успеет остановить процесс, у нас будут проблемы. Может, сказать Оштону, чтобы…
И тут мир залило ослепительным светом. Я заорал, зажмурившись и закрыв лицо руками, но свет не стал от этого слабее. Что случилось? Урсай успел? Или наоборот? Свет поблек, затем ослаб и пропал совсем. Я замолчал и прислушался. Тишина. Негромкие поскребывания и посапывания не в счет.
– Опа, – сказал чей-то голос, вроде Оштона, – темно.
Я открыл глаза. И впрямь темно. Если только у меня с глазами все в порядке… Я похолодел и попытался создать свет – не получилось. Проклятие! Я ослеп?
– Где-то у меня тут… – сказал тот же голос, прозвучали какие-то скребущие звуки, затем в темноте вдруг затеплился огонек. Самый обычный огонек самой обычной маленькой масляной лампы. Мерцающий свет выхватил из темноты лицо Оштона.
– Эй, паря, ты тут? – спросил он. – Что с сударем Виром?
«О ком это он?» – удивился я про себя, но не переспросил – я пытался понять, почему не получается создать Объемный Свет. Такое впечатление, что все работает, только вот вся энергия куда-то делась. А может… Я зачерпнул энергию из канала Тьмы и направил ее в заклинание. Яркий свет тут же залил помещение, высветив жмурящегося Оштона с лампой-коптилкой в руке, лежащую на полу и истекающую кровью Ирси и недвижимо замершую фигурку подростка, очень похожую на обычную гипсовую статую, благодаря снежно-белому цвету. Я быстро глянул вокруг истинным зрением, отметил отсутствие посторонних заклинаний и бросился к девушке. Попытался вспомнить подходящее заклинание, но в голове была сплошная каша, так что я просто скинул куртку, оторвал от нее рукава и обмотал ими запястья девушке.
– На, – произнес голос сзади, я вскинулся, разворачиваясь, с приготовленной Цепью Молний, но это всего лишь Оштон протягивал мне что-то, свисающее из руки.