– Ремнем перетяни, – сказал он, – тряпками, вишь ты, не остановишь – истечет.
Я молча взял ремень, Оштон осторожно отодвинулся.
– Что, – сказал он, наблюдая, как я накладываю жгут, – Вир-то неужель и впрямь собирался сделать так, чтобы Проклятый победил?
– Да, – сказал я, переворачивая Ирси на спину и с удивлением отмечая странный рисунок на ее теле, – он и помолодел-то оттого, что попытался в прошлое отправиться, но поначалу у него не вышло.
– Ишь ты, – сказал Оштон и принялся что-то шептать. Я обернулся и с удивлением увидел, что бандит молится – неумело, но истово. Я покачал головой и продолжил свое занятие. Кровь я остановил быстро, потом припомнилось и заживляющее заклятие. Пришлось снова черпнуть из канала. Пожалуй, не стоит тут задерживаться – если я правильно понял происходящее и если Урсай не врал, то нахожусь я, скорее всего, на лишенном стихийной магии Амаре и светляки, вполне возможно, мои операции с Тьмой уже засекли.
Все. Заклинание сделало свое дело, превратив глубокие кровоточащие раны в два серых рубца. Я быстро снял ремни, приложил ухо к груди девушки и облегченно перевел дух – сердце билось. Поднес ладонь к ноздрям – дышит. Ну, уже хорошо. Что же это за узор на теле и когда он появился? Когда Оштон только внес ее. ничего такого не было, точно помню. Я присмотрелся. Рисунок представлял собой две ломаные полосы синего цвета шириной в два пальца, тянущиеся от лона к груди, где они делали спираль, окружая сосок, и заканчивались прямо под ним. Я дотронулся до полосы – похоже на шерсть. Нагнулся, раздвинул волоски – вот бесовщина, и в самом деле шерсть. Волоски синего цвета густо росли прямо из кожи. Я вздохнул и решил не ломать пока голову. Ну шерсть и шерсть, подумаешь. Как бы девушку в чувство привести?
– Ирси, – позвал я негромко. Мне показалось, что веки у нее дрогнули. Но тут мое внимание привлек громкий скрежет с той стороны, где находился в очередной раз окаменевший Урсай. Я быстро обернулся – у белой фигуры, слегка потупившись, стоял Оштон.
– Я, вишь ты, ножом его ткнул, – сказал он удивленно, – так ить не тыкается! Как каменный!
Я кивнул.
– А скоко он так торчать-то будет, а, милсдарь хороший?
– Вечность, – отозвался я, поворачиваясь к Ирси.
– Вот хорошо, – обрадовался Оштон, – а то он, чую, сильно сердит на меня будет, когда очнется. А, слышь, милсдарь?
Я снова обернулся к бандиту.
– Я это чего, – сказал Оштон торопливо, – эти шары, я смотрю, как бы не золотые.
– Золотые, должно быть, – отозвался я, – медные он не стал бы ставить, значит, либо серебряные, либо золотые. Но раз желтые – значит, золотые.
– Ну так я чего решил, – продолжал бандит еще более обрадованно, – я, вишь ты, вроде как помог тебе, жизнь, можно сказать, спас. Так я думаю, что если я эти два шара заберу, так мы и в расчете будем, так ведь? Разве не по справедливости?
– А скажи мне, милейший, – я усмехнулся, – а с чего ты мне все-таки помочь решил? Ты же вроде уже не собирался? А?
Оштон осклабился:
– Жить-то я не меньше твоего хочу, да ведь закавыка такая – как мне знать, кто из вас правду говорит? Ну, я его на понт и взял. А как он сказал, что он, мол, меня не забудет, вошь озерная, так я сразу все и понял… Хотя, ежели б он и что другое сказал, я бы все равно тебе помог, почуял я, вишь ты, что за тобой правда. Ну, так я беру шары-то?
– А… – начал я, но мое внимание привлек тихий стон, и я быстро закончил, отворачиваясь: – Бери, бери оба и вали отсюда, сюда скоро светляков слетится, как мух на сам знаешь что…
– Благодарствую, – отозвался Оштон, – окажешься в Джубане, спроси Костяную Руку. Нужда будет – помогу. Ну, Гор в помощь.
Я машинально кивнул, не слушая, потому что Ирси открыла глаза, посмотрела на меня вполне осмысленным взглядом и улыбнулась.
– Малек, – сказала она и зевнула, – какой хороший сон, давно я тебя не видела.
Я улыбался и с удовольствием ее разглядывал, сдается мне, нескоро представится следующий такой случай – надо пользоваться этим.
– Ты изменилась, – сказал я, – повзрослела, похорошела. Такая красивая стала, просто глаз не отвести.
Она потянулась.
– Ты тоже изменился, – хихикнула, – раньше ты бы полдня мялся, прежде чем такое сказать… Холодно мне что-то, – зевнула, лязгнула зубами и с подозрением уставилась на меня. – А это точно сон?
Я засмеялся. От всей души, легко и радостно, как не смеялся, пожалуй, уже лет пять. И чувствовал, как медленно сползает с души невыносимо тяжелый груз.
– Я очень надеюсь, что это не сон, – сказал я, продолжая улыбаться, – и знаешь, у меня есть для этого некоторые основания.
Ирси нахмурилась, быстро села и прикрылась руками.
– Это и вправду ты? А где Урс Ахма? И почему я в таком виде? И где мы вообще? Дай куртку!
Я усмехнулся, накинул ей на плечи куртку и ответил:
– По порядку. Это и вправду я. Урс Ахма – вон стоит. – Я махнул рукой в направлении белой фигуры. – Почему ты в таком виде – не знаю, но полагаю, что Урсаю так было удобнее, а может, ему было не чуждо чувство прекрасного. Где мы вообще – не знаю, но думаю, что где-то в пределах Амара.
Ирси завернулась в куртку и помотала головой.
– Все кружится, – пожаловалась она, – а кайнам на меня кто надел? Тоже Урс Ахма?
– Чего… надел? – осторожно спросил я.
– Кайнам… это… – Ирси помялась, – одеждой и не назовешь… эти, ну ты же видел. – Она провела рукой по куртке от груди вниз, к животу.
– А… – сказал я, – прости, но оно, по-моему, на тебе растет.
– Чего? – Она уставилась на меня, хлопая глазами, потом распахнула куртку и уставилась на собственную грудь. Потрогала пальцем. – Круто, – сказала она спустя некоторое время, – Шихар меня задери, как круто. Гастен бы от восторга описался. Или наоборот, даже не знаю.
Запахнула куртку, посмотрела на меня со странным выражением лица.
– Да ты не расстраивайся, оно сильно не заметно, а по мне – так даже красиво.
– И ты туда же, – сказала она со вздохом. – Глаза б мои его не видели. Кайнам – это… короче, в Мекампе это надевают для танца… для некоторых танцев… и для того, что за ним последует… если последует. Некоторых возбуждает. Иногда.
– Прости, – сказал я, погладив ее по щеке. Она прильнула к моей ладони, вздохнула.
– У тебя штаны запасные есть?
– Нет, – честно ответил я, – есть подштанники, могу дать. Тепло же, не простудишься. Штаны я, извини, пока бы при себе оставил.
Она засмеялась:
– Гор всемилостивый, ну и видок у меня будет.
– Это точно.
Я поднялся, быстро разделся, натянул на голое тело штаны, подобрал подштанники и протянул их Ирси. Она смотрела на меня круглыми глазами и молчала.
– Чего? – спросил я. – Что-то не так? Чего-то не хватает или, наоборот, в избытке?
Она сглотнула и протянула руку за одеждой:
– Это точно ты? Малек, которого я знала, скорее бы удавился, чем разделся при мне.
Я хмыкнул и ответил замогильным басом:
– Нет, это не я. На самом деле, я – Проклятый Принц! Ты меня раскрыла, и теперь мне придется тебя убить!
Подмигнул ей и продолжил застегивать пуговицы.
– Дураком был, дураком остался, – сказала она, вставая и влезая в мои подштанники.
– Такое дело, я предпоследний год в диком племени прожил. Там у них с этим просто. То есть – проще некуда. Друг от друга они ничего не скрывают и частенько любовью прямо на улице занимаются, под советы прохожих. Поначалу я шарахался, потом пообвыкся…
Я прыснул. Вид у Ирси, одетой в куртку не по размеру и в мои подштанники, был и в самом деле прекомичнейший.
– М-да, – сказала она, осматривая себя, – понимаю тебя и не осуждаю. Будь ты так одет, я бы до колик ржала. Ладно. Объясни-ка мне, как так получилось, что мы живы и здоровы, а этот, – она кивнула, – опять изображает статую? Только не говори мне, что он сам так захотел.
– Отчего же не сказать? Ты недооцениваешь силу привычки. – Я вздохнул. – По правде говоря, сам не до конца понимаю. Видишь ли, он собирался отправиться в прошлое. Для этого вся эта хрень на полу, и вот тут еще, – я ткнул рукой в сторону торчащих деревянных стоек, – два шара было, содержащих спящую молнию.
– Чего содержащих? – скривилась Ирси.
– Я почем знаю, – рассердился я, – я орисский никогда хорошо не понимал. Написано – «спящая молния», так и говорю. Дальше еще лучше будет – для ускорения движения, ну то есть чтобы в будущее отправиться, нужен заряд спящей молнии, чтобы замедлить – долг спящей молнии. Чего морщишься? Так написано!