– Мастер Гонтье.
Пьер обернулся. «Принц Людовик», его детище и победа, стоял перед ним.
– Мастер Гонтье, я все сделал правильно? Как вы меня и учили?
Какая разница, что сейчас он ответит ему?
– Конечно, Ваше Высочество, – пересохшими губами ответил Пьер. – Вы принц, вы не можете ошибаться.
– Тебя всегда любили учителя.
Она тихо вышла из зала следом за ними. Его невольное отвлечение, головная боль короля, он еще ни разу не был так близко, пора прекращать мечтать и смотреть отныне в другую сторону. Он потупил глаза и поклонился так низко, как было возможно.
Изабелла смотрела на мнимого брата через мутную пелену в десять лет, куда-то назад во времени, когда они были вместе лишь на Пасху и Рождество, две недели в году, а в прочие дни обменивались длинными письмами со словами, не свойственными для юных детей. Она его не помнила, это верно. Она и сейчас смотрела мимо него, стараясь выплыть из мыслей о ненавистной дороге домой, прочь от отца, что не подал ей руку помощи.
Теобальд поклонился и прижал к губам ее бледную руку.
– Здравствуй, сестра.
Дурак, он действительно был рад ее видеть, думал, что она ему, правда, родная. Что у него есть отец и прочие братья. Изабелла коротко его обняла, затем отступила.
– Не гневайся на него, милый брат. Он не просто дурак, а пьяный дурак. Таких кувырком спускают с лестницы, но не отправляют на казнь.
Либо Изабелла не знает, что за дела у Луизиньяна с ее милым супругом, либо после ссоры с отцом окончательно выбрала сторону. Свою собственную.
Теобальд улыбался и слушал ее нелепые женские новости, которые дома было некому слушать. Что-то про сына, у которого глаза, как у деда. Про то, что Артуа прислал на его второй день рождения лошадок из серебра. Двадцать четыре, на каждый месяц, что прожил. В ларце, где она теперь хранит письма из дома.
– Как мой милый племянник? – наконец спросила она. – Как твой сын, Людовик? Ему теперь горько без матери.
Наследник Франции смотрел на нее и молчал. Затем покосился на Пьера.
– У меня есть сын?
«Да, дурья твоя голова, Теобальд. У Людовика есть сын, жена, смелость и ум. Он умеет читать и писать на греческом, знает поименно всех полководцев древнего Рима и умеет ездить на лошади. Это его не спасло. Значит, тебя вообще ничего не спасет. Меня, впрочем, тоже».
– Его Величество очень устал, – встрял Пьер Гонтье. – Людовик, вам стоит вернуться в покои. После вашей болезни.
Теобальд лишь пожал плечами и двинулся прочь. Он счастлив. У него есть отец и сестра. Теперь еще будет и сын.
Пьер смотрел в сутулую спину уходящего Тео.
– Не переживайте за вашего брата, Ваше Величество.
Такому, как он, не позволено смотреть на неё, не то что заговаривать первым.
– Его Высочество еще не крепок после болезни.
– Это не мой брат, не так ли?
Пьер замолчал. Нужную ложь он ещё не придумал. А что он ей скажет? «Вы правы, но, умоляю, не говорите Филиппу»? Не говорите вашему мужу, вашему сыну, когда подрастёт, самому своему сердцу, из которого вырвали любимого брата? Пожертвуйте правдой ради незнакомого пьяницы, дурака и отца, которого вы ненавидите. Он не осмелился просить её о таком. И лгать ей в лицо не осмелился тоже.
Поэтому Пьер молчал. Это было значительно проще.
– Вы. Лекарь. Скажите мне правду. Людовик погиб?
А откуда он знает. Может, и мёртв, а может, в темнице рядом с опальной женой. Он покачал головой. И да, и нет, решайте, мол, сами.
– У Людовика ещё двое братьев. Даже если он просто скончался… Наследники есть, к чему этот глупый обман?
Она повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза. Они у неё светло-серые, как у отца, ледяные, как сталь, может статься, тоже не ведают жалости. Прекрасные глаза. Если б он был поэтом-монахом, все было бы проще.
– Скажите мне правду. Всю правду. Поверьте, я умею быть щедрой, и в Англии у вас тогда будут друзья.
Пьер почувствовал, что смог улыбнуться.
– Англия далеко, Ваше Величество.
Она ему не ответила. Она знает, что он имеет в виду. Неважно, сколько людей за проливом будут знать его имя. Стены дворца уже мягко обступают его. Она знает, что случилось с её крестным-магистром. Всего месяц назад, может, больше, да, уже больше – Пьер не заметил, как время летит. Если королю под силу низвергнуть того, кто сильнее, богаче его, если ему под силу пленить даже Папу – то что говорить о молодом подмастерье, которого любая крестьянка уличит в колдовстве.
– Вы правы, мастер Гонтье. Она далеко.
Конечно, он прав. Где-то в других мирах обреченному полагается умирать с поцелуем прекрасной дамы или, на худой конец, с её локоном. Придётся просить служанку, что убирается в комнате. Хоть её лицо и изъедено оспой.