Я выкрикиваю его имя, стуча в дверь, и мне кажется, что навсегда, прежде чем ручка поворачивается. Я отступаю, у меня перехватывает дыхание, и когда дверь распахивается, я вижу Коула, стоящего с другой стороны. Позади него комната в полном беспорядке. Мебель валяется, осколки стекла блестят на полу, а книги попадали с полок. Единственное, что кажется нетронутым, – это портрет, висящий над камином.
– Как ты сюда попал? – спрашиваю я.
Коул указывает туда, где через разбитое окно льется дождь. Я ищу у него любые признаки травмы, но он отмахивается от моего беспокойства.
– Я в порядке. Просто раздражен.
Я обнимаю его за талию и стискиваю в объятиях, не в силах скрыть беспокойство в своем голосе, поскольку вижу доказательства того, с чем он столкнулся здесь, в библиотеке.
– Ты должен был сказать мне, что собираешься делать.
Коул смотрит на меня с ошеломленной улыбкой на лице.
– Это похоже на то, что сказала бы моя жена.
Комментарий ошеломляет меня, вызывая головокружение. Он прав. У меня определенно есть уровень беспокойства по поводу него, который выходит за рамки простой заботы о другом человеке. Это больше, чем это. Глубже. Он подмигивает моему удивлению.
– Мы поговорим об этом позже.
Коул нежно целует меня в лоб.
– Для начала, у нас есть работа.
Глава 12
Коул
Портрет моей мачехи висит там же, где всегда с того дня, как она впервые приехала. Он идеально ровный, его совершенно не тревожит вихрь энергии, закружившийся в этой комнате всего несколько минут назад. Мебель в беспорядке, осколки битого стекла хрустят под ногами с каждым моим шагом. Но эта проклятая картина выглядит так, будто ничего не произошло.
Я слышу издевательский смех мачехи эхом в комнате и притягиваю Дилайлу ближе ко мне. Это может быть вызовом для женщины, которая пыталась украсть наследство моей семьи, но первобытной части меня все равно. Моя пара будет защищена.
Эта мысль снова возникает, но на этот раз меня это не удивляет. Это кажется правильным, естественным. В моей груди раздается рычание от предполагаемой угрозы, и Дилайла ступает рядом со мной.
– Этот звук исходит от тебя? – спрашивает она, глядя на меня.
Ее щеки окрашиваются в розовый, и я чувствую, как от нее исходит внезапный прилив тепла. Запах возбуждения поднимается вверх, и зверь внутри меня вырывается на передний план моего разума. Я испытываю искушение уступить и ответить на зов, который вижу горящим в глазах Дилайлы.
Я быстро целую Дилайлу в губы и заставляю себя остановиться.
– Мы поговорим об этом позже, – обещаю я ей.
Затем скольжу вправо, мое тело прикрывает ее, и сосредотачиваюсь на картине.
Все, кто встречал ее, считали мою мачеху красивой, кроме, может быть, меня и моих братьев. Нас никогда не обманывала ее внешность, и она это знала. Перед смертью моего отца она сделала все, что могла, чтобы вбить клин между нами и нашим отцом. В конце концов, когда ее план был раскрыт и ее забрала Гвардия, законная рука нашего общества, именно тогда она наложила на нас проклятие. С тех пор наш дом пустовал. Пока мой брат не вырвался на свободу.
– Мы еще стоим, Илона, – говорю я женщине на портрете. – Мейсон свободен, и я вернулся домой, чтобы взять все, что принадлежит моей семье. С этим больше ничего не поделать. Я ничего тебе не позволю.
С этими словами я прохожу через открытое пространство к камину и сжимаю деревянную раму картины в руках. Она тяжелая, тяжелее, чем должна быть, но моя горгулья приходит, когда я зову, и я чувствую, как дополнительная сила, которую он дает мне, пронизывает мое тело. Мои руки выпячиваются от усилия, но, наконец, с кряхтящим поворотом портрет сдвигается, отрываясь от стены. Я несу его через комнату к разбитому окну, в которое вломился, чтобы попасть внутрь, и бросаю его на землю.
Дилайла наблюдает за мной, положив руку на щедрый изгиб бедра, и глаза ее сурово блестят.
– Что это значит? – спрашиваю я, когда мой взгляд встречается с ее взглядом.