— Да, — заметил один богатый асиендер, сосед дона Педро, — сообщение стало столь затруднительным с некоторых пор, что невозможно переправить никакой груз.
— Что, опять краснокожие зашевелились? — встревожено спросил находившийся среди гостей торговец.
— Да нет, — перебил его комендант. — Никакой опасности не существует. Они получили такой жестокий урок, что теперь долго еще будут помнить.
Едва заметная улыбка тронула губы дона Фернандо.
— Вы забываете Тигровую Кошку и его сообщников, — сказал Он.
— О! Тигровая Кошка — разбойник, — с живостью отозвался полковник. — Сейчас правительство готовится к грандиозной операции против него, чтобы раз и навсегда покончить с этой шайкой разбойников.
— Прекрасно придумано, — заметил дон Торрибио с многозначительной усмешкой, — давно пора очистить границу от населяющих ее негодяев.
— Я совершенно с этим согласен, — спокойно сказал дон Фернандо, улыбнувшись с тем же многозначительным видом.
— Неужели вы думаете, что индейцы способны серьезно опустошить провинцию? — спросил торговец.
— Гм-м! О краснокожих существует явно ошибочное мнение. По-моему, это довольно жалкие существа, — с важным видом изрек дон Антонио.
Дон Фернандо опять улыбнулся одновременно горькой и зловещей улыбкой.
— Сеньор комендант, — сказал он, — вы совершенно правы. Я думаю, индейцы поступят благоразумно, если будут обретаться в своих селениях, иначе им не миновать беды.
— Вот именно! — воскликнул комендант.
— Сеньорита! — сказал дон Торрибио, обратившись к донне Гермосе, — можно ли вас попросить спеть нам эту восхитительную арию из «Черного Домино», которую вы исполнили с таким совершенством несколько дней назад?
Девушка из-под своих бархатных ресниц бросила быстрый взгляд на дона Фернандо и прочитала в устремленных на нее глазах безмолвную, но страстную просьбу. Тогда, не колеблясь, она села за фортепьяно и чистым, сочным голосом пропела арию из третьего акта.
— В Париже я слышал эту арию в исполнении госпожи Даморо. И мне трудно сказать, чье исполнение лучше, ее или ваше, — сказал дон Торрибио, любезно кланяясь донне Гермосе.
— Кузен, — ответила она, — сразу видно, что вы слишком долго жили во Франции.
— Почему это, сеньорита?
— Потому что, — язвительно ответила она с улыбкой, — вы вернулись оттуда льстецом!
— Браво! — воскликнул тучный комендант, рассмеявшись. — Видите, дон Торрибио, наши креолки не уступят парижанкам в находчивости.
— Безусловно, полковник, — ответил тот. — Но я возьму реванш, будьте покойны, — добавил он загадочным тоном.
Он бросил на донну Гермосу и дона Фернандо, сидевших рядом, взгляд, от которого девушка невольно задрожала.
— Дон Фернандо и вы, господа, — обратился комендант к присутствующим, — я надеюсь, что завтра вы будете присутствовать на благодарственном молебне в честь нашего Санта-Анны.
— Я непременно воспользуюсь такой возможностью, — ответил дон Фернандо, вежливо поклонившись. Другие ответили так же.
— А меня вы извините, полковник, — сказал дон Торрибио. — Я сегодня вечером уезжаю.
— Как! — удивился дон Педро. — Вы уезжаете?
— Да, сеньор дон Педро! Я вынужден ехать почти тотчас, как откланяюсь вам.
— Какое странное и неожиданное решение! Куда же вы едете?
— Извините, но я сохраню в тайне цель путешествия. Я также как другие желаю окружить таинственностью все свои поездки.
— Вот как! — дон Педро был явно раздосадован. — Долго ли вы намерены отсутствовать?
— Надеюсь, что нет! Однако с уверенностью утверждать не смею.
— Тем лучше. Возвращайтесь как можно скорее. Вы знаете, что ваше возвращение всех здесь обрадует, — многозначительно закончил дон Педро.
— Как знать! — прошептал дон Торрибио сквозь зубы. Донну Гермосу зловещий тон дона Торрибио поверг в ужас.
Пока дон Педро и его родственник обменивались этими
фразами, девушка шепнула на ухо дону Эстебану:
— Завтра после молебна, брат, я хочу говорить с вами у моей кормилицы.
— Со мною или с моим другом? — поинтересовался дон Эстебан.
— С обоими.
Молодые люди возвращались домой радостными. Дон Фернандо теперь был уверен, что донна Гермоса узнала его.
Гости один за другим попрощались с хозяевами, а дон Торрибио Квирога задержался.
— Кузина, — сказал он тихим и взволнованным голосом, обратившись к донне Гермосе, перед тем как проститься с нею, — я иду туда, где буду подвергаться большим опасностям. Могу ли я надеяться, что вы в ваших молитвах удостоите меня упоминанием?
Гермоса посмотрела на него и с резкостью вовсе ей несвойственной, ответила:
— Кузен, я не могу молиться за успех предприятия, цель которого мне неизвестна.
— Благодарю за откровенность, сеньорита, — холодно отозвался он. — Я не забуду ваших слов.
— Итак, вы действительно едете, дон Торрибио? — заговорил вернувшийся к молодым людям дон Педро.
— Сию же минуту, все готово у меня к отъезду.
— Ну счастливого пути! Надеюсь, вы дадите знать о себе.
— Да, да, — каким-то странным тоном сказал он. — Вы скоро обо мне услышите. Прощайте!
— Что происходит с твоим кузеном, дочь моя? — спросил дон Педро, как только они остались одни. — Как странно он держался.