— Вам плохо, любезный сеньор? — спросил его дон Фернандо с лукавой усмешкой при его последней попытке.
— Нисколько, — ответил тот, — нисколько, сеньор.
— Но тогда извините меня. Я думал вам стало хуже. Я обеспокоен вашей бессонницей.
После этого Тонильо угомонился и уснул. Когда же он проснулся на восходе солнца, дон Фернандо был уже на ногах, и лошади оседланы.
— А! Вы уже проснулись Хорошо ли вы провели эту ночь?
— Бесподобно. Только ноги немножко затекли. Не помешал бы небольшой моцион.
— Сказалось действие росы, — невозмутимо ответил дон Фернандо. — Ночью довольно свежо.
— Черт побери! Только бы не приключился у меня ревматизм, — парировал Тонильо с усмешкой.
— О! Надеюсь этого не случится. Езда пойдет вам на пользу
С этими словами дон Фернандо взвалил его на плечо и бросил поперек лошади, но после некоторого раздумья развязал ему ноги, не желая таким обращением восстановить против себя человека, который мог сообщить ему полезные сведения.
Тонильо был огорчен перспективой отправиться в путь в таком непривычном положении и очень обрадовался, когда ему было позволено занять сидячее положение, хотя и со связанными под брюхом лошади ногами. Так они и доехали до лагеря, мирно беседуя казалось бы на отвлеченные темы, словно два закадычных друга.
XVI. До погони
На протяжении всего рассказа дона Фернандо, Сапата сидел с напыщенным видом, изредка кивая в знак согласия или довольно улыбаясь. Когда дон Фернандо закончил свой рассказ, заговорил Сапата.
— Видите, сеньоры, — сказал он примирительным тоном — Я без всяких возражений последовал за этим достойным кабальеро. Это значит, что я готов повиноваться вам во всем.
Дон Фернандо улыбнулся.
— Мне совершенно безразлично, как вы ко мне относитесь. Но, кажется, я убедительно доказал, что нисколько не боюсь вас. Только хочу вам напомнить на всякий случай, что несколько раз держал вашу жизнь в своих руках и никогда не пытался отнять ее у вас.
— Я глубоко вам признателен за это, сеньор.
— Полноте, сеньор Сапата. Вы явно принимаете меня за простака. Я так же мало верю вашим словам, как и вашему расположению ко мне, а говорю все это вам только для того, чтобы вы поняли: мое терпение иссякло, и если вы опять позволите себе что-нибудь подобное в отношении меня, снисхождения не ждите.
— Я очень хорошо понимаю все, что вы изволите говорить, сеньор, но слава Богу, что ничего подобного никогда не повторится. Я обещал вам, а вы знаете, что я честный человек и всегда держу слово…
— Ладно, ладно, — перебил его дон Фернандо. — Я говорю все это для вашего же блага. Послушайте меня внимательно.
— Я весь внимание. Не сомневайтесь, я запомню все до единого слова.
— Хотя я еще молод, сеньор Тонильо, — продолжал дон Фернандо, — я давно пришел к пониманию одного обстоятельства, к несчастью, весьма неутешительного для человечества, а именно: если хочешь добиться чьей-то помощи и преданности, следует обращаться не к добродетелям его, а к порокам. Вы по части пороков — личность непревзойденная.
Топильо скромно поклонился.
— Сеньор, — сказал он, — вы приводите меня в замешательство. Такая похвала…
— Заслуженна, — продолжал дон Фернандо. — Я редко встречал людей с такой обильной коллекцией пороков, как у вас, любезный сеньор. Я в полной растерянности — на каком из них остановиться. На мой взгляд, ваша скаредность поистине феноменальна. Вот ее-то я и выбрал.
Глаза Топильо засверкали алчностью.
— Чего же вы желаете? — спросил он.
— Позвольте мне сказать сначала, что я вам предлагаю, а потом объясню, что от вас требуется. Послушайте меня внимательно. Повторяю, дело стоит того.
Лукавое лицо разбойника приняло серьезное выражение, и он всем корпусом подался вперед, опершись локтями о колени и прищурив глаза. Дон Фернандо заговорил внушительно, делая ударение на каждом слове.
— Не правда ли, вам известно, что я богат? Следовательно, я в состоянии выполнить свое обещание. Однако, чтобы не терять время и лишить вас предлога изменить мне, я немедленно вручаю вам три бриллианта стоимостью две тысячи пятьсот пиастров каждый. Вы великолепно разбираетесь в драгоценных камнях и оцените их с первого взгляда. Эти бриллианты — ваши. Я вам их дарю. Однако я обязуюсь, по вашему желанию, заплатить наличными семь тысяч пятьсот пиастров по первому вашему требованию и по предъявлению бриллиантов.
— И бриллианты при вас? — спросил Тонильо прерывающимся от волнения голосом.
— Вот они, — дон Фернандо достал из-за пазухи небольшой замшевый мешочек, вынул из него три крупных бриллианта и отдал разбойнику. Тот схватил их, даже не пытаясь скрыть алчности, счастливо улыбаясь, повертел их в руках и бережно спрятал на груди.
— Позвольте, — улыбаясь, сказал дон Фернандо, — но я еще не сказал вам моих условий.
— Каковы бы они ни были, я заранее согласен, сеньор! — живо воскликнул Сапоте. — Семь тысяч пятьсот пиастров! Это целое состояние для такого, как я. Удар ножом, как бы хорошо ни заплатили мне за него, не принесет мне столько!
— Итак, вы обдумали?
— Еще бы! Кого требуется подрезать?
— Никого, — сухо ответил дон Фернандо. — Вы должны сопровождать меня до того места, где укрывается Тигровая Кошка.
Тонильо разочарованно покачал головой.