Когда она выбралась наружу, на безлюдные богатые кварталы сыпалось что-то вроде растаявшего снега. Небо было свинцовым. Мимолетные тени. Запертые ворота, скрывающие другие тайны. Лейла километр за километром шла пешком, почти наугад, но инстинктивно приближаясь к знакомым местам. Ее иллюзии и глупые мечты рассыпались в прах, но она не собиралась сдаваться. С тем, что было «сильнее ее», с тем, что потянуло ее за собой, заставило бросить дом, семью, школу, она справиться не могла. Одно только слово «уехать» по-прежнему заставляло дрожать каждую жилку.
Так, пешком, девушка и дошла до родного предместья. Вообще-то у нее не было ни малейшего намерения туда возвращаться, но после всех этих переживаний подступала горечь, за ее колоссальными запасами энергии крылась менее заметная склонность к унынию — так завеса пены на водопаде, стремящем в море миллионы кубометров воды, скрывает пещеру, о существовании которой никто не догадывается.
По дороге она время от времени заходила погреться в магазины самообслуживания, топталась минутку-другую у касс. Вернуться домой? Об этом и речи быть не может! Опять пойти в лавку к Сайду? Она подумывала о лавке, но — нет, об этом тоже не может быть и речи! В лицей? Туда она больше никогда не вернется, это решено! Так что ей ничего другого не оставалось, кроме как кружить по улицам и мерзнуть.
Вот так, кружа по улицам и бредя все медленнее, она в конце концов и столкнулась у обширных ржавых складов с близнецами Костелло. Они были друзьями ее старших братьев: два совершенно одинаковых парня с выразительными лицами, вокруг которых вились непроходимые заросли волос и бороды. Их называли «братья Косто». Что тот, что другой неизменно были одеты в сильно потертые черные кожаные штаны и куртку, на запястьях они носили напульсники, на шее — цепочки с множеством подвесок. Физиономии веселых заговорщиков. Иногда, если выпьют, они превращались в зверей, равно способных бить морды и зеркала.
Лейлу скорее успокоила встреча с этими двумя паршивцами, которых она так давно знала. Они много чего вытворяли вместе с ее братьями, и воровали, и дрались, короче, полицейский участок и тюрьма давно по ним плакали. В этой ледяной пустыне, населенной крадущимися безымянными тенями, они, даже и со своими бандитскими рожами, воплощали для нее остаток привычного тепла.
В детстве Лейла часто слышала от матери, что эту парочку Косто повесить мало, особенно когда они втягивали во что-нибудь такое двух ее братьев, и все же ее смутно и невольно к ним тянуло. И дело было не только в том, что они казались ей красивыми. Конечно, они были большими, сильными, мускулистыми и тогда еще не отрастили отвислые животы, вываливающиеся поверх ремней с черепами на пряжках. Лейлу очаровывала сверкающая улыбка, которая могла появиться одновременно на обеих физиономиях среди провонявших табаком и отработанной смазкой зарослей, открыв здоровые хищные зубы. Мальчишеская и вместе с тем разбойничья улыбка. Лейла тайно обожала опасную и пленительную улыбку братьев Косто.
Они, похоже, тоже обрадовались, встретив в этих подозрительных краях, где чувствовали себя как дома, сестренку приятелей. И на удивление слаженно улыбнулись ей той самой чарующей улыбкой. Зубы у обоих пожелтели, глаза от усталости и беспорядочной жизни ввалились, под ними залегли темные круги, но улыбка была все та же. Они, словно перышко, подхватили Лейлу вместе с ее рюкзаком, звонко расцеловали в обе щеки, тормошили и щипали, заговорщически подмигивали и, не переставая улыбаться, приговаривали: «Надо же, ты уже не ребенок. Такая милашка получилась! А титечки-то, титечки какие… Говорят, ты хорошо учишься, серьезная девочка… Так чего ты здесь болтаешься?»
Они поставили на землю здоровенную спортивную сумку с блестящими штучками для дорогих машин, всякими запчастями. Пригласили Лейлу перекусить и выпить в кабачке-развалюхе, где все до одного посетители сидели, уставившись в телевизор, который с устрашающим ревом показывал прямой репортаж со скачек. Пол был засыпан билетиками и окурками. Близнецы покатывались со смеху, глядя на Лейлу, которая, кажется, никогда не наедалась досыта и теперь жадно уплетала горячие бутерброды с сыром и ветчиной, омлет и сласти, которые они для нее заказали.
От сигареты, которую они ей под конец предложили, щелчком выбив из пачки, она отказалась. А потом, почувствовав к ним доверие, призналась, что не намерена возвращаться домой, попросила найти для нее местечко, где она могла бы переночевать, а еще, и очень настоятельно, просила ничего не рассказывать братьям, если близнецы их встретят.
«Слушай, детка, мы про твои проблемы и знать ничего не хотим. Со своими бы разобраться…» Переглянувшись, они снова улыбнулись, потом в один голос серьезно заявили: «Если тебя это устроит, можешь заночевать в трейлере. У нас все равно дела. Мы вернемся поздно, а может, и совсем не придем. Мы тебе сейчас покажем, где это…»
Лейла, измученная долгой ходьбой и разомлевшая от тепла, согласилась. Ей надо было прийти в себя после сильного потрясения, которое она испытала, когда нашла окровавленного и бесчувственного Карима. Она не смогла уехать, но и такой, какой была прежде, снова не стала. Ее желание сбежать осталось настолько сильным, что она, пока бродила по наводящим тоску улицам, начала подумывать о разных нечестных поступках, которые дали бы ей возможность отправиться путешествовать без Карима. Впервые в жизни она косилась на выдвижные ящики касс, пытаясь за то мгновение, пока они были приоткрыты, подсчитать, сколько денег в толстых пачках под красными ногтями кассирши. Ее великолепная энергия, всегда готовая обернуться яростью, могла подтолкнуть ее к новым поступкам, к непривычному поведению.
Обдумав это, она почувствовала, что ничего не имеет против. И попыталась вообразить себя мелкой воровкой, представила, как выхватывает деньги из битком набитого ящика, а потом убегает. Она поежилась от волнения и почувствовала к братьям Костелло нежность сообщницы.
Вот так она и оказалась вместе с ними на грязном пустыре, к которому от шоссе поднимался несмолкающий гул машин и по которому рассыпаны были раздолбанные автоприцепы, а в них жили бедные люди. Лейле теперь хотелось только одного: найти убежище, хотя бы и ненадежное, где она могла бы остаться одна и подумать.
К тому времени как братья Костелло с шумом ввалились в трейлер, Лейла уже забралась в спальный мешок, устроив себе узкое ложе прямо на полу. Неподвижно лежа с закрытыми глазами, она слушала, как они орут во все горло, хохочут, продолжают надираться, натыкаются на мебель и роняют все подряд. Пьяные в стельку братья, обнаружив девушку, о которой успели начисто позабыть, пытались говорить тихо и поминутно призывали друг друга к порядку шумными «тшш!», сопровождая их оглушительным грохотом. Лейла все еще притворялась спящей, когда оба рухнули, не раздеваясь, на грязный матрас в другом конце фургона, а потом ей и в самом деле удалось заснуть.
Но вскоре она вздрогнула и проснулась от позвякивания толстой золотой цепи на шее одного из братьев: склонившись над девушкой, он присосался губами к ее рту, обдавая ее через удушливую шерсть мерзким алкогольным дыханием. Она задыхалась, плотно упакованная в спальник, а исполин тем временем грузно оседлал свою пленницу.
Громко пыхтя, он старался расстегнуть молнию и добраться до тела Лейлы. Тем временем второй близнец, по-прежнему валявшийся на матрасе, потерял терпение и, еле ворочая языком, забормотал в темноте: «Ну, где ты там с ней застрял? Она и правда уже не ребенок! Позабавиться-то можно, чего там…»
Лейле удалось повернуться на бок, проскользнуть у пьянчуги под брюхом и оттолкнуть его, с силой ударив коленками через мешок. Она живо выбралась из теплого кокона, сунула ноги в незашнурованные кроссовки, прихватила по пути свою куртку, выскочила из трейлера и понеслась куда глаза глядят сквозь морозную ночь.