Следующим пунктом была, как объявил Сник, волшебная история, написанная Гансом Христианом Андерсеном. Пожилой пикси, носящий это самое известное во всем царстве фей имя, встал, дождался, пока утихнут аплодисменты, пососал медовую пастилку, чтобы подготовить свои голосовые связки, прочистил горло и приступил к чтению сказки «Старуха и тюльпаны». Говорил он с легкостью и изяществом искусного рассказчика:
— Во времена прадедушки Его Величества мы, пикси, имели гораздо больше общего с людьми, чем на данный момент. Упадок смертных начался примерно сто лет назад и неуклонно набирает обороты…
На этом месте Чарльз с ужасом услышал, что Юнити прервала рассказчика. Тоненьким, но пронзительным голосом она пропищала:
— Интересно, а вы не могли бы говорить попроще, пожалуйста? Я не понимаю, о чем вы рассказываете.
Несколько фей воскликнули:
— Тихо! Тихо!
А Сник приказал:
— Соблюдайте порядок!
Де Квинси чрезвычайно возмутила невоспитанность его гостьи. Чарльз уже собрался было скромно извиниться за свою сестру, ссылаясь на ее возраст, когда слово взял старый пикси.
— Вы совершенно правы, — сказал он. — Я признаю свою ошибку. Любой, кто использует в волшебной сказке слово длиннее четырех слогов, ничего не смыслит в своем деле. Больше это не повторится. — И он продолжил простым, но изящным языком рассказывать о старой женщине, которая во времена прадедушки Короля выращивала прекрасные тюльпаны в своем саду, потому что знала, что феи обожают тюльпаны. Феи, в свою очередь, так любили эту женщину, что сбивали для нее масло, убирали ее дом, ухаживали за ее пчелами — короче говоря, делали все то, что феи могут делать для смертных, если только смертные позволяют им это. В обмен на это каждую весну феи свободно пользовались кроватками из тюльпанов. Цветение тюльпанов было важным событием для фей, потому что чашечки цветков были идеальными колыбельками для их малышей. Днем тюльпаны раскрывались, и мамы-феи укладывали своих детей в теплые цветки и нежно баюкали их, раскачивая стебли. Ночью лепестки плотно смыкались, защищая детей от капель дождя и мерзких насекомых, которые могли напугать детей, забравшись внутрь.
К сожалению, старая леди умерла. Хозяином фермы стал противный парень, который вырвал все тюльпаны, выкинул их в реку и посадил на их месте репу. Феи так возмутились, что позаботились о том, чтобы все грядки, которые он засадил, не принесли урожая. Земля его была бесплодной, на ней ничего не росло. Горе-фермер так и не догадался посадить тюльпаны, а ведь это были единственные растения, которым феи позволили бы расти.
— Под конец мне остается только добавить, что мы, — он сказал «мы» потому, что сам участвовал в этих событиях, — до сих пор регулярно ухаживаем за ее могилой, чтобы почтить память старой леди. На ее могиле не растет ни одного сорняка. Ни один крот не роет там землю, трава всегда ухожена и аккуратна, и единственный цветок, которому позволено там цвести, — это белая фиалка. И это конец этой простой сказки.
На этом старый пикси поклонился и сел.
— Славная сказка, но, пожалуй, немного слишком грустная для нашего вечера, — сказал Король.
Ягабог, однако, очень высоко оценил историю. Он поблагодарил Ганса Христиана Андерсена на своем языке, выпил с ним вина и выразил надежду, что рассказ не слишком утомил его.
Следующее объявление Сника гости встретили с радостью, потому что он заявил, что первая часть программы подошла к концу и во время пятнадцатиминутного перерыва гостям предложат закуски и напитки.
После перерыва был танец 350 фей, которые появлялись группками по пятьдесят. На участницах первой группы были украшения с изумрудами, и они мерцали, словно утренний свет, пробивающийся сквозь березовую листву на опушке весной. На участницах второй группы были сапфиры, и они сияли, словно солнечный свет на глубокой синеве моря. Третья группа выбрала топазы, и они поблескивали, как мед в сотах. Четвертая — рубины, и они искрились, словно винно-красные водоросли, струящиеся в волнах прилива. Пятая — опалы, и их красота была подобна мельканию зимородка над рекой. На участницах шестой группы были украшения с сардониксами, и они скользили в мягком свете вечерней зари. На феях из седьмой группы были бриллианты, и они горели ослепительным блеском и холодным морозным огнем остановившихся звезд.