Глава 2
Правление Фатта
У входа на главную каменную стену, окружавшую Гримспаунд, сидели три ребенка и играли в бабки. Когда они увидели, что к ним приближается великий и обожаемый всеми воин Фатт, они позвали его:
— Давайте играть с нами в бабки, мистер Фатт!
— Убирайтесь с дороги! — закричал Фатт, и не успели испуганные дети сдвинуться с места, как он наградил их мощным пинком, от которого они разлетелись в трех направлениях.
Женщина, увидевшая эту сцену, прибежала в деревню, крича:
— Великий воин Фатт сошел с ума! Он убивает детей у ворот!
Отец детей, который подумал, конечно же, что его дети уже мертвы, вылетел из дома и начал ругать Фатта самыми страшными словами, которые только были в языке его племени — такими, как спзфлют и ббжкай-укк и даже бубблексг (ни одно из этих слов мы, к счастью, уже не можем произнести сегодня). Когда обезумевший от горя отец прекратил изрыгать ругательства, Фатт невозмутимо достал свой каменный топор и ударил мужчину по голове, убив его на месте.
Очень скоро люди поняли, что с Фаттом лучше не спорить. Сомнение в его решениях означало сломанную челюсть или тычок в живот. Тот же, у кого хватало ума открыто спорить с Фаттом, лишался головы, не успев даже снять шляпы.
Миссис Фатт, как верная жена, встала на сторону мужа, но тринадцать маленьких Фаттов начинали рыдать, стоило ему посмотреть в их сторону, и бежали искать защиты у огромных и свирепых пастушьих собак, которые охраняли овец по ночам. Но после того как Фатт перекинулся с ними парой слов, даже они стали его бояться и, слыша его голос, ощетинивались, рычали и уползали прочь с поджатыми хвостами.
Все это продолжалось примерно три дня, после чего племя, дождавшись, пока Фатт уйдет охотиться на медведей, отправило делегацию к Броку с просьбой о том, чтобы в интересах мира и процветания голова Фатта в самом ближайшем будущем была отделена от его шеи.
Как и следовало ожидать, представителем делегации выбрали Фама. Однако шаман несколько исказил прошение, потому что, как и все остальные, боялся, что Фатт может вернуться раньше, чем они успеют выработать план действий. Он заикался и задыхался, описывая пинки, сломанные челюсти и удары в живот, не говоря уже об открытых убийствах, которые совершил Фатт.
— Отдохни, — сказал вождь. — Спешить некуда, мой дорогой Фам. Я свободен до самого ужина. — Что показывает, каким мудрым, тактичным и благоразумным человеком для своего времени был Брок.
Фам поблагодарил его и продолжал:
— Итак, мы просим, умоляем, взываем к тебе и молимся о том, чтобы твое щедрое и доброе сердце защитило нас от зверской жестокости Фатта…
— Он идет, он идет! — вскричали вдруг остальные, не сводившие обеспокоенных взглядов с ворот.
— Чем скорее он придет, тем лучше, — сказал Брок. — Мы ужасно рассержены. Это совершенно неправильно и очень, очень нехорошо. Если ему так хочется убивать направо и налево, то почему бы ему не взяться за наших многочисленных врагов? Я не одобряю выбранный им путь — путь убийств без настоящих причин. Это не приличествует джентльмену и подает плохой пример нашим детям. Я этого так не оставлю! Скажите Фаттфатту, чтобы он тотчас же явился ко мне.
— Я сожалею, но он вряд ли подчинится, — сказал Фам. — Только вчера два отважных человека тактично намекнули Фатту, что его поведение дает людям повод для критики. Он ответил им тем, что разрубил их пополам.
— Значит, пришло время действовать, — заявил Брок. Он поднялся со своего гранитного трона, застегнул на себе медвежью шкуру, украшенную кроличьими хвостиками, и надел корону из перьев зимородка. — Фатта следует предупредить, — сказал он сурово, — а если это случится снова, его нужно будет наказать.
Вождь послал за своими приближенными, и четверо воинов понесли его в паланкине к дверям Фатта.
Все население Гримспаунда потянулось следом, чтобы посмотреть, что произойдет.
Они нашли Фатта стоящим на пороге и жующим кусок пирога. За спиной у него миссис Фатт снимала шкуру с медведя, которого он только что принес домой на плечах.
— Добрый день, Фатт, — сказал Брок.
— Добрый, — ответил Фатт с набитым ртом.
— Ты перекусываешь, как я вижу, — вежливо сказал вождь.
— Ты правильно видишь.
— А тебе не приходила в голову мысль о том, что многие отважные мужчины тоже перекусывали бы сейчас, если бы ты их не умертвил?