1.2.-2
Среди вилл Берлин-Далема, отгородившихся от праздных взглядов кронами деревьев и нередко — высокими заборами, была одна, полуофициально принадлежавшая «Аненэрбе», точнее, отделу тайных наук. Отодвинутая вглубь двора подальше от перекрёстка, в чёрной проволоке одеревеневших побегов дикого винограда, вилла прикрывалась с флангов елями и туями, превращёнными утренним снегопадом в мохнатые белые башни, и в их густой тени окна смутно светились янтарным электрическим светом, несмотря на солнечный день. В этом особняке Штернберг бывал пару раз позапрошлым летом — здесь хранились кое-какие документы отдела. Помнил, что улица упирается в Грюневальд, незаметно переходя в лесную дорогу, — гулял там однажды, дошёл до самого озера, и как тогда было спокойно на душе: он верил в победу и знать не знал о концлагерях. С той поры минула вечность. Теперь Штернберг поднялся на крыльцо особняка с неопределённо-тревожным чувством, мысленно спрашивая себя, что за кино видел, когда потерял сознание в гостиничной ванной комнате. Что за видение его посетило, к чему оно относилось — к прошлому, к будущему? Он не помнил лица человека из кошмара. А зря. Так и не научился толком анализировать, а ведь сколько, помнится, было всего этого перед операцией «Зонненштайн», сколько было намёков, снов, предчувствий...
На лестнице пахло жареным луком и свежей выпечкой — пробирало до тошноты вперемешку с первобытным голодом. Штернберг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера, да и что это была за еда... Он остановился. Не о еде надо думать. Закрыл глаза — но запах еды отвлекал, плотной завесой обволакивал более тонкие чувства.
И всё-таки Штернберг понял, кто ожидает его в угловой комнате на втором этаже, — он услышал. Услышал весь небольшой дом — в нём было мало людей, их мысли бормотали, как запрятанные по углам радиоприёмники, каждый — настроенный на свою волну (хотя сравнение Штернбергу было не слишком по душе: мысли человека чаще всего похожи на белый шум, в котором вспыхивают и гаснут голоса). Услышал Штернберг и размышления группенфюрера Каммлера. Тот смотрел в окно и готовился к сложному разговору. Рядом с генералом была вооружённая охрана. Четверо. Предупреждены о том, кто к ним с минуты на минуту явится.
Услышал Штернберг и содержание предстоящего разговора — слабое эхо, намёки, наброски, однако ему сразу захотелось развернуться и уйти. Но разумеется, он не мог. «И почему я не увёз семью куда-нибудь в Австралию? Почему сам туда не уехал?..»
— Хайль. — И никаких «Гитлер». С этим приветствием генерал обернулся к открывшейся двери. — Рад видеть вас в добром здравии, доктор Штернберг.
Они были едва знакомы. Их владения не пересекались: доктор инженерных наук Каммлер руководил строительством специальных объектов и производством ракет, а доктор философии и тайных наук Штернберг занимался вещами, в существование которых Каммлер просто-напросто не верил — пренебрежительно и напоказ. Тем не менее, это обстоятельство не мешало Каммлеру некоторое время сотрудничать с главой оккультного отдела, предшественником Штернберга; тем не менее, Каммлер интересовался опытами с Зеркалами и был среди слушателей, когда Штернберг читал свой первый доклад о Зонненштайне; тем не менее, сейчас Каммлер хотел с ним поговорить.
— Группенфюрер. — Штернберг стоял навытяжку посреди комнаты и чувствовал несообразный анахронизм всего происходящего — не только из-за того, что униформа висела арестантской робой на его истощённом теле, не только потому, что между ним и эсэсовским генералом были Равенсбрюк, ночные кошмары, заключённая Дана — и ствол пистолета, упёршийся в нёбо, и месяц в тюрьме гестапо. Не только поэтому. Над Берлином снова завыли сирены. Весь город был свидетелем нелепости того, что они тут собирались обсуждать.
— Группенфюрер, разрешите обойтись без предисловий. Самый лучший совет, который я могу вам дать, таков: не заставляйте меня туда возвращаться. Ничего не выйдет. Ничего.
Каммлера его слова нисколько не удивили.
— Хорошо, что вы уже в курсе дела. Меньше придётся объяснять. Только не спешите с выводами. Между прочим, не желаете ли присоединиться?
Через комнату текли почти зримые и осязаемые запахи горячей еды. Какой дешёвый, совершенно гестаповский трюк, подумал Штернберг и сказал:
— Разумеется, желаю. Вы знаете, чем кормят в тюрьме, группенфюрер?
— Предлагаю обойтись без званий, доктор Штернберг.
В дальнем углу безлико обставленной комнаты стоял накрытый стол. Светловолосый парень в новеньком мундире принялся снимать крышки с блюд — отбивные с овощами, картофельный суп с сосисками, пирог. Парень был всего лет на пять младше Штернберга, а Штернбергу казалось — на все пятьдесят.