Он никогда этого не забудет.
Бараков, истощённых женщин на нарах, камеры, койки, цепей. Чужой боли. Собственноручно составленных списков — перечня людей, от которых остались лишь обтянутые кожей кости да номера вместо имён. Изнурённого, презрительного и полного ненависти взгляда той заключённой. Железная койка и тяжёлые, будто и не для человека вовсе предназначенные, как с речной пристани взятые цепи...
Цепи, которые теперь были и на его руках. В поразительной симметрии явственно просматривался почерк высшего возмездия — узник криво усмехнулся этой мысли. Возмездие возмездием, но он должен жить.
Среди тех, кому он служил раньше, пользовалась некоторой популярностью доктрина, своей бредовостью вполне отвечавшая его нынешним наркотическим кошмарам. Вселенная — бесконечный каменный массив, Земля — сферическая полость в мировой скале, жизнь распластана по стенам этой полости, в центре которой в облаке голубого газа светит маленькое одинокое солнце. Безумную теорию пару лет тому назад даже пытались доказать при помощи радаров несколько учёных, а узник — как и они, учёный с офицерским званием, тогда ещё свободный, самодовольный и самоуверенный — мог себе позволить над ними насмехаться.
Теперь его мир съёжился до тюремной камеры. В кошмарах ему, бывало, чудилось, как он переходит из одной такой камеры в другую, и так далее, до одуряющей бесконечности, или — что плутает в недрах вырубленного в скале лабиринта, а где-то, в самой глубине, беспрерывно долбят и крошат камень, и этот гулкий, то урчаще-скрежещущий, то глухо лопающийся, рассыпающийся на осколки эха звук словно бы отдаётся в самой сердцевине костей. Ещё ему мерещилось, что за пределами его камеры ничего нет, кроме бесконечного камня, вселенской вечной скалы, и он, скорчившийся на своей койке, обречён на вечное пребывание в мёртвой каменной утробе, где густая тьма — как давно остывшие околоплодные воды.
...Теперь вместо лагерных бараков за тянущейся наискосок снежной сетью темнели высокие каменные конструкции. Не изваяния, не остатки крепостных стен — вертикально поставленные гранитные плиты в несколько метров высотой. Три ряда мегалитов окружали заснеженную мощёную площадь, к центру которой пролегла одинокая цепочка следов.
Он стоял посередине площади, перед запорошённым каменным возвышением вроде алтаря.
Он не был историком и его нисколько не занимали замшелые тайны археологических памятников. Но его завораживала та геометрическая выверенность, что легко читалась в каждой линии этих отполированных камней — даже под самым равнодушным взглядом. Послание из прошлого, запечатлённое в граните; оно несло в себе нечто несравнимо более важное, нежели вульгарные кровавые тайны канувших в прошлое культов. Чистая, как лёд, но ещё непостижимая рациональность, ощутимая, но пока непонятная логика. Именно это его и покорило.
Он уже прочёл всё, что только сумел найти — все книги, статьи, записанные местными энтузиастами легенды, где хотя бы вскользь упоминалось это место.
И когда он стоял там, среди древних камней, слушая торжественную снежную тишину, разрозненные фрагменты доисторического послания, наконец, сложились в его сознании.
Это оказалась готовая научная теория. И ещё — готовый проект. Оружие. Ведь его родине так требовалось чудо-оружие.
Но всё это было позже.
А тогда он просто мельком взглянул на часы и увидел, что стрелки остановились — как остановил своё движение и снег вокруг, мерно падавший ещё мгновением раньше...
Неумолимо подступающие воспоминания, словно прибой, рокотали на горизонте сознания. За многие дни, а то и недели пребывания между сумерками полуосознанности и глубокой тьмой полной бессознательности узник успел отвыкнуть от своей памяти — этого цепкого, непрестанно царапающегося, ненасытного чудовища. Слишком много всего сразу. Слишком резкие, яркие картины. В том числе и такие, которые он рад был бы вовсе забыть: слишком острое чувство вины они теперь вызывали.
...Он неторопливо шагал мимо шеренги новобранцев и с отстранённым вниманием всматривался в лица солдат. Этим семнадцатилетним мальчишкам предстояло пройти своего рода вступительные испытания — те, кто покажет себя достойно, должны будут составить его спецотряд. Он старался избавить себя от мыслей о том, что эти парни могут погибнуть — и скорее всего погибнут в ближайшее время — но отнюдь не в бою.