— Во всяком случае, не отрицаю. Вы полагаете, эти дети родились в другой мир? Но в какой?
— Быть может, с иным ходом времени... Зеркальным. Не знаю.
— Вы хотите сказать, обратным? Судя по вашим старым отчётам, при обратном ходе времени эти младенцы попросту должны были заползти назад в утробу матери. Никогда не понимал смысла тех отчётов. Это же прямое нарушение причинности. Извините, доктор Штернберг, но Клинг прав: очень жаль, что вы не физик. И вообще не естественник.
— В отчётах я описывал то, что видел. Ваше право — верить или нет. Хотя я бы назвал это не обратным ходом времени, а постепенным смещением временных пластов. Образно говоря, когда наблюдатель плавно двигается против течения.
— А как вы объясните то, что произошло с одним из строителей? Этот случай может повториться?
— Вполне может, — с оттенком злорадства произнёс Штернберг. — Объяснять пока не берусь. Я пытался использовать Зонненштайн лишь как инструмент, не вникая глубоко в его суть. Вы взяли образцы с места происшествия? Что в них? — Преодолев приступ отвращения, он подошёл к яме и заглянул внутрь вскрытой гранитной камеры. Разумеется, там уже ничего не было. Ровное дно припорошил снег. У Штернберга тошнота подкатила к горлу, когда он невольно попытался представить, как тут убирали это... часть руки, оставшуюся торчать из камня. А всё остальное, надо полагать, стало единым целым с гранитом. Оставалось лишь надеяться, что смерть рабочего была мгновенной.
— Камень, — ответил Каммлер. — Просто камень. Ни костей, ни крови... Кстати, у археологов есть предположение, что под Зонненштайном могут находиться полости ещё большего размера, чем эта камера. Это так?
— Возможно...
Штернберг медленными тяжёлыми шагами двинулся вдоль внутреннего ряда мегалитов. Сквозь присыпанные снегом лохмотья маскировочных сетей онемевшие от мороза пальцы едва нащупывали отполированную гранитную гладь. Помнится, археологи так и не пришли к единому мнению, почему этот древний комплекс настолько хорошо сохранился. Миновав ряд камней, Штернберг вышел к западному краю капища, поднял голову, всматриваясь в гладь скалы — как делал всякий раз, когда приезжал на Зонненштайн.
В легендах скалу возле капища называли Штайншпигель. «Каменное зеркало».
Если кто-то сейчас смотрит на него оттуда, из каменного зазеркалья, из вечности — как смотрит — с мольбой, с надеждой, с равнодушием? Ничего Штернберг не мог представить, кроме непроницаемых белёсых глаз призрачной жрицы, в чьём обличье нечто пришло его судить, когда он был здесь в последний раз... Или же он всё-таки сам судил себя? Ведь он сам сжёг Малые Зеркала, сам вложил себе в рот ствол пистолета. И незадолго до — бледный лик напротив, водянисто-светлые глаза таинственного видения, взгляд которых он помнил так отчётливо — быть может, то был всего лишь взгляд его собственной совести.
— Почему же... почему всё так. Так бессмысленно. Почему. Скажи хоть что-нибудь. Подай знак. Для чего я тебе. Для чего... если всё уже кончено. Если всё было кончено с самого начала. Ты это знала. Наверняка... Ты же видишь, кто́ я теперь, что́ я. Так почему?
Он стоял, закрыв глаза, не чувствуя тупой боли в прихваченных морозом ушах и кончиках пальцев, не ощущая набившегося в волосы и за ворот снега, не двигаясь, только губы его едва шевелились. Даже к Богу он никогда так не обращался.
Подошедший следом Каммлер встал рядом, покосился с интересом.
— Разговариваете с душами камней?
Штернберг подавил острое желание немедленно сгрести генерала за шиворот и бросить вниз головой в камеру под жертвенником.
— Так вы намерены перестроить Зонненштайн с помощью девятитонного крана, доктор Каммлер?
— Нет, что вы. Только расчистить место под генератор излучений. И то блоки мощения — а это именно блоки, не плиты — приходится раскалывать, потому что весят они в среднем по двенадцать-четырнадцать тонн. Столько весят самые тяжёлые блоки в пирамиде Хеопса. А каков вес отражателей, я даже не берусь судить, ведь ещё неизвестно, на какую глубину они уходят в землю.
— В пирамиде... — эхом повторил Штернберг. — Вы хоть понимаете, что вы изуродовали? Знаю, прекрасно понимаете, и это самое худшее... Как вы намереваетесь использовать Зонненштайн применительно к вашему устройству?