Газ тихо зашипел.
Каленый сел в плетеное кресло и закрыл на мгновение глаза, встряхнулся, встал и с портфелем в руке вышел на терраску. Здесь не было еще слышно газового запаха. Он открыл дверь и замер.
От калитки шел в палисаднике грузный мужчина в полотняном костюме, глядя строго и внимательно ему в глаза. А позади — остановились еще двое, и оба смотрели, как он принялся запирать замок.
Якушев ждал капитана Неведова в дежурке.
Войтов уже зарегистрировал заявление от потерпевшего, что принес Якушев, и слушал неторопливый и смешной его рассказ.
Якушев смеялся над собой, представляя случившееся с ним, как фейерверк комедийных ситуаций, в которых он оказался действующим лицом поневоле.
Войтов сочувственно улыбался, потому что оперативник непростительно задержался и Неведов вместо него взял с собой молодого и горячего Медведева.
Якушев понимал это, но не мог остановиться — совсем не пустяковое ему выпало задание, а уцепился за случайный разговор и, пожалуйста, — и в стоге сена нашлась иголка. Нет, Войтов не умел этого оценить, сидя в дежурке, весь запрограммированный на звонки, экстренные сообщения, короткие, как удары гонга, приказы. Лежавший перед ним блокнот густо покрывали записи, сделанные каллиграфической скорописью. В блокноте скапливались ошибки и просчеты, такие невидимые и незаметные в ходе любой операции, вырастая в свой полный рост после ее завершения.
Он, Якушев, не дал ни одного слова информации в этот блокнот, и потому Войтов слушал его снисходительно, как провинившегося работника, который пытался в одиночку выправить дело.
Попробовал бы сам отыскать этого злосчастного Пилидзе, обожавшего молоденьких девочек.
Зазвонил телефон, и Войтов мгновенно снял трубку, поманил рукой Якушева. Тот подошел и услышал ровный и спокойный голос Неведова: «Якушев объявился?» — «Да, — сказал Войтов, — он в дежурке. Дать его?» — «Не надо. Пусть ждет меня, возьмет твой блокнот и прочитает все записи. Понятно?» — «Так точно», — ответил Войтов.
Обоим стало ясно, что взять двойника не удалось.
— Трудный день, — сказал Войтов, делая пометки в блокноте, — ты обрати внимание на сообщения Петрова, да и твоя фамилия так часто мелькает, что можно подумать бог знает что. И еще: вот заявление прочти. Некто Оболенская сегодня в ГУМе была обворована. Представительная и симпатичная дама, только очень уж близорука, а очки не носит.
— Мне нужна и сегодняшняя разработка, — сказал Якушев.
— План или текстовка?
— И то и другое.
— Тогда распишись.
— Совсем ты, Войтов, превратился в бюрократа. А, старина? Развел формалюгу!
— Экономлю сотрудникам время, — улыбнулся весело Войтов. Для подобных шуток он давно стал нечувствителен, но хорошее настроение редко его покидало с тех пор, как Неведов пообещал забрать его к себе в отдел.
Якушев прочитал заявление Оболенской и вернул Войтову.
— На мониторе уже крутили видеозапись? — спросил он. — Там есть что-нибудь?
— Васильев и Неведов смотрели часа три. И потом все тут и началось с двойником. Извини, — Войтов снял трубку. — Да. Слышу вас прекрасно, Чернышов. Да. Каширское шоссе, тридцатый километр, — он повторял и стремительно писал в чистый блокнот.
— Новости? — уже взяв с доски в дежурке ключи от кабинета, Якушев остановился, ожидая, чем кончится разговор с Чернышовым из управления. С ним он дружил еще с милицейского училища.
Войтов сосредоточенно писал. Но вскоре положил трубку и сказал бесстрастно: «Графолина потеряли на Каширском шоссе. Того самого, что вы взяли утром в магазине».
— Надо бы сразу связаться с окрестными постами ГАИ, — сказал Якушев.
— То же самое решил и Чернышов, но ты забыл, что уже не яркий солнечный день, а ночь. Попробуй теперь разгляди и цвет машины, и номер. На моей памяти не было еще такого трудного дня. А начали, так хорошо начали.
Такие осечки всегда умел предугадать Неведов и приготовиться к ним, подумал Якушев. Чернышов опоздал. Он должен был еще из Москвы сообщить постам ГАИ на всем протяжении Каширского шоссе, учесть параллельные и проселочные дороги.
Якушев прошел к себе в кабинет, зажег свет. На столе так и осталась расстеленной карта города, по которой он изучал перед операцией прилегающие к ГУМу и району отделения проходные дворы.
Якушев сложил карту и принялся читать записи Войтова, начав с последней страницы. Усмехнулся, увидев, что тот отметил даже время, когда он появился в дежурке. Все-таки незаменимым формалистом был Войтов, никогда ничего не упускал, свои замечания аккуратно выделяя квадратными скобками, связывая в один узелок поступившие сообщения.