Джемма ерзает на кровати, ее глаза распахиваются, она садится, тяжело дыша, и коробка с солью, которую я оставил ей, крепко прижата к груди. При виде меня она расслабляется и слегка улыбается.
— Ты вернулся.
Я киваю, поднимая сумку, которую принес.
— Я вернулся. Одежда здесь. Ничего особенного. Но она сгодится, пока я не найду способ вытащить нас из этого.
Она наклоняет голову.
— Нас?
— Да, нас, — фыркаю я. — Это одна из вещей, о которых нам нужно поговорить.
— Хорошо. Но сначала мне нужно тебе кое-что показать.
— Мы можем сделать это позже.
— Роарк Стоун, сядь и выслушай меня, — произносит она твердым голосом, не терпящим возражений, и мой член снова становится твердым, как камень, при виде ее сверкающих глаз.
Она вспыльчива, когда хочет. И это чертовски ей к лицу.
Я лениво улыбаюсь ей в ответ, мой разум уже думает о том, как она использует этот властный голос, когда мы вместе в постели. Я подвожу ее к краю, а затем тяну назад, снова и снова, пока ее приказы не превращаются в мольбы. Пока она не умоляет об освобождении и не выкрикивает мое имя. Боль в паху заставляет меня двигаться, и Джемма краснеет при виде этого, как будто она может читать мои мысли.
— Пожалуйста, сядь. Нам нужно поговорить, — просит она на этот раз, и я делаю, как она говорит, придвигая единственный стул в комнате ближе к тому месту, где она сидит на кровати, и усаживаюсь на сиденье.
Джемма смотрит вниз, туда, где мои ноги стоят на ковре, сразу за отмеченной полосой соли.
— Соль предназначена и для того, чтобы защитить меня и от тебя?
— Дорогая, ничто не может защитить тебя от меня.
Я смеюсь над ошеломленным выражением ее лица.
— Расслабься. Я просто имею в виду, что я не волшебен в этом смысле. Теневые гончии созданы магией, плохой магией. Как кусочки ужаса, плохих намерений и ненависти, собранные вместе в одно кошмарное существо. Соль разрушает магию такого рода. Это причиняет боль и другим вещам, вещам, которым магия придает форму или вид. Я на сто процентов реален.
Она сглатывает, и я фиксирую движение, длинную линию ее шеи.
— Но ты можешь летать.
— Могу. Но это из-за того, кто я есть. Не из-за магии.
— И что именно ты?
Слова повисают в воздухе между нами, и выражение ее лица заставляет меня думать, что она боится, что я не отвечу.
— Я оборотень. Горгулья, на самом деле. Вся семья.
— Оборотень. Это значит, что ты можешь менять форму. Человек и на другую форму. Верно?
— Ага.
Ее глаза скользят по мне, как будто она пытается увидеть под моей кожей то, что скрывается под ней, и я не могу сопротивляться желанию подразнить ее.
— Если ты хочешь увидеть его, дорогая, все, что тебе нужно сделать, это попросить. Он умирает от желания встретиться с тобой.
Это заставляет ее покраснеть, и она отводит взгляд. Тишина опускается между нами, растягиваясь. В моем сознании я слышу тиканье часов. Как бы я ни хотел остаться здесь с ней, у нас скоро закончится время, и нам нужно многое сделать до того, как это произойдет, если она собирается пережить это.
— Джемма, — говорю я, снова привлекая ее внимание к себе. — Ты сказала, что тебе нужно мне кое-что сказать. Что именно?
Она кивает, глядя на покрывало, а затем протягивает руку, собирает какие-то бумаги и передает их мне.
— Ты должен прочитать это.
Я беру их у нее, быстро просматривая. Официальная печать Совета старейшин стоит на каждой странице, и я пролистываю ее, мои мысли мчатся, когда я вижу, как имя моей семьи повторяется снова и снова.
— Что это? — спрашиваю я, во рту у меня пересохло от страха. — Что ты пытаешься мне сказать?
— Я судебный бухгалтер, Роарк. Мне поручили просмотреть счета вашего Совета. Чтобы убедиться, что транзакции законны. Я нашла кое-что несколько недель назад и начала копать глубже, чтобы подтвердить. У них есть скрытые счета, перекачивают деньги на счета, где они платят людям за вещи, о которых они не хотят, чтобы кто-либо знал.
Она указывает на меня, как будто я один из тех людей.
— Я также обнаружила, что они воровали со счетов, переданных им в доверительное управление.
Куски начинают вставать на свои места в моем сознании.
— Вроде доверительных моей семьи. Когда мы были прокляты той ведьмой.
Она кивает, печаль написана на ее лице.
— Был также платеж. С одного из этих скрытых счетов. Женщине с твоей фамилией. Гвиневра Стоун.
— Моя мачеха.
Все нити прядильщика, кажется, сливаются воедино с ее именем.
— Ты говоришь, что они заплатили ей, чтобы она нас уничтожила. Чтобы убила нашего отца и погубила нас.
— Я не знаю всех подробностей. Но я видела достаточно, чтобы понять, что это незаконно.
— Зачем им это с нами делать? Мой отец был одним из них.
Меня разъедает горечь, мысль о том, что я служил той самой группе, которая разрушила мою семью, что привело к тому, что мой младший брат был заключен в каменную ловушку на бесчисленное количество лет, а остальные из нас потеряли надежду, что мы когда-нибудь вернем его. Боль, которую они причинили всем нам. Ярость угрожает поглотить меня, и основная часть меня находится там, прямо под моей кожей, готовая искать и охотиться на них всех.