— Кстати, если я невзначай провалюсь под лед и утону в родимом Сясь-озере, назначаю тебя моим душеприказчиком. В первую очередь постарайся опубликовать мой «Русско-англо-русский словарь».
— Не обещаю. Ты уж извини, — Ларькин знал, о чем говорил, потому что многие перлы из «Словаря» ему уже были известны.
Большаков ограничился тихим хихиканьем. Разговаривая, Виталий просматривал подготовленную Ильей подборку данных о полтергейстах в России и других странах, а также их сравнительный анализ. Случаи, отдаленно напоминавшие стромынские, были единичными: один в России, один в Канаде, несколько в скандинавских странах, по одному в Англии и Ирландии...
«Все почему-то в северных широтах. Странно», — подумал капитан. Да и по классу полтергейста они проходят с большой натяжкой. «И здесь Ирландия...»
— Кто же там шерудит, в этих домах? Фэйри?
— Может, они, а может, и нет. Во всяком случае, без внушения не обошлось, — ответил Илья на его безмолвный вопрос. Больше он ничем не мог помочь. Свой первый вердикт он уже высказал — мол, дело наше, перспективное, надо им заняться — и больше на данный момент ничем хорошим его интуиция грасовцев не порадовала. А по части фэйри он специалистом не был и все представления о них черпал в воспоминаниях самого Виталия.
Капитан беседовал с Ильей ещё четверть часа. Разбитое сердце Большакова, судя по всему, шло на поправку. О Рубцовой он не упомянул ни разу. Только однажды, вскользь, обозвал ее родной город «столицей Поволжлобья». Больше до самого отъезда Ильи Ларькин приятеля не видел.
Когда прапорщик Ахмеров подогнал свою допотопную на вид, но оснащенную по последнему слову техники «Победу» к безмолвным серым зданиям, в коробке на переднем сиденье рядом с ним лежали два небольших контейнера из небьющегося стекла, напильник с крупной насечкой, молоток, зубило и портативный бур с электроприводом для взятия твердых образцов породы. Источник питания к буру — мощный аккумулятор — стоял на заднем сиденье. Впрочем, когда Ренат заглушил двигатель и осмотрелся, он представил себе, как будет разматывать провод, подключать его, мучиться с капризным буром, сматывать провод... и решил не выделываться, а обойтись по-простому, молотком и зубилом.
Захватив контейнер и инструменты, он вышел из машины и, присматриваясь, приблизился к стене. Затем дошел, на всякий случай, до угла здания. На приличном расстоянии, за корпусом «А», удаляясь, ковылял по протоптанной в снегу тропинке какой-то старик, но он явно был случайным прохожим.
Прапорщик вернулся к тому участку на торцевой стороне здания, к которому он подошел в самом начале, и остановился, внимательно глядя на стену. Чем-то привлекал его именно этот участок.
Поигрывая молотком — инструмент вращался в его руке, как пропеллер, — Ренат, по своей привычке, запел татарскую старинную песню о любви: «Красавица, посмотри мне в глаза, красавица, скажи мне «да»... Ахмеров отчетливо представлял себе эту красавицу: светлые волосы, темно-серые глаза, круглолицая, широкие, размашистые полукружия бровей, а над краешком сочных губ легкий, едва заметный пушок. Загляденье. Ренат облизнулся и запел громче.
Прапорщик не подозревал, что стоит на том самом месте, где Ларькина впервые посетило странное чувство сомнения, ощущение, что что-то неладно в окружающей действительности. Стена перед Ренатом казалась гладкой и ровной, без единого изъяна. Ахмеров был не так силен в астоме, как Виталий, он так и не осознал, что слой серой штукатурки на этом отрезке стены является иллюзией. Но и для него уроки Рубцовой не прошли даром: прапорщик инстинктивно почувствовал, что именно здесь добраться до материала, из которого построены стены здания, должно быть легче всего.
Напевая, он стал примериваться, в каком месте ударить зубилом, чтобы отколоть первый кусок штукатурки. Однако поднеся инструмент к стене, Ренат вдруг замер и перестал петь. Постояв так несколько секунд, он принялся внимательно и с недоумением рассматривать зубило. Прапорщик совершенно забыл, зачем приехал. То, что он только что собирался сделать, стало казаться ему несусветной глупостью, и через некоторое время он с раздражением зашвырнул зубило в сторону пустыря. Вслед за ним полетел и стеклянный контейнер. После этого Ренат вернулся в «Победу», несколько минут посидел за рулем, хмурясь и встряхивая время от времени головой, а потом бросил молоток в коробку, завел двигатель и уехал.
Время дежурства и большаковские обязанности после отъезда программиста были поделены поровну между оставшимися сотрудниками группы. Очередь Виталия была дежурить в ночь, и он решил использовать это время, чтобы получше изучить те материалы и адреса, которые удалось найти Илье.
Большаков умел обустроиться с удобством, и это умение отмечал каждый заступавший на пост. Уютное современное кресло на колесиках было мягким и комфортабельным ровно настолько, чтобы в нем можно было работать долго, но не до такой степени, чтобы располагать ко сну. Оптимально расположены рабочие и охранные мониторы. Под рукой столь необходимая тумбочка с кофейником и запасом шоколадок...
Когда «Вампир» расположил на рабочем столе центрального монитора иконки различных программ, Ларькин не сразу приступил к работе, а любопытства ради полазил по большаковским игрушкам. В числе прочих здесь было и любимое детище Ильи — «Русско-англо-русский словарь», построенный на тех же принципах, что и знаменитая фраза «Кто есть ху». В нем были совсем короткие абзацы, например:
«Старпер — star purr — звездное мурлыканье».
Были и пространные статьи:
«On — на (предлог или послелог). Омонимичен русскому местоимению 3 лица ед. числа муж. рода. Созвучие это, очевидно не случайно, оно указывает на принадлежность мужскому роду, т.е. мужскую принадлежность. Таким образом, проясняется семантический подтекст целого ряда известных устойчивых выражений, таких как go on (пойти на...), put on (положить на...) и т.п.
Судя по дате последней записи, новых перлов Илюша в словарь не добавил. Зато отдельно, снабженный персональным значком, на рабочем столе лежал свежеизготовленный предвыборный плакате изображением известного борца и броской надписью: «Это наш кандидат! Его место — в Doom'e!»
Поработав с материалами о полтергейстах больше часа, Ларькин решил сделать перерыв и заварил себе кофе. «Есть ощущение, что ряд случаев вообще отнесен к разряду полтергейстов ошибочно, — рассуждал он. — Просто потому, что их некуда больше деть. Но почему все они группируются в Северном полушарии, в северных широтах? Потому что фэйри, например, не переносят жары? Чушь, нормально переносят. Уж что-что, а их физиологию я изучил прекрасно. Тогда, может быть, фэйри все-таки не причем? Может, все дело в домах? Например, в северных широтах строят особые дома, такие, которые на юге не встречаются...»
После этого мысли Виталия естественным образом перешли на материал, из которого были построены здания — и на вчерашнее загадочное происшествие с прапорщиком. Уехав за образцами стройматериалов, Ренат вернулся через час в состоянии полной растерянности. Проб он не взял, часть инструмента потерял и ничего о том, что с ним произошло возле загадочных домов, не помнил. Он смог восстановить в памяти и пересказать товарищам события до того момента, как он свернул вглубь жилой застройки — и после того, как обнаружил, что ведет машину, направляясь к Павелецкому вокзалу. А что было в промежутке, почти полчаса, Ренат забыл напрочь, и даже Ирина не смогла добыть из его памяти этих событий. Стромынский «полтергейст» ещё раз дал о себе знать. Можно сказать, бросил вызов теперь уже самим грасовцам.
«Придется нам втроем туда съездить, — подумал капитан. — Пусть Ренат ещё раз попробует поковыряться в стене, а мы с Ириной будем следить за руками фокусника. Вот только на завтра на утро я уже договорился с архивом, поэтому ехать придется во второй половине дня».