— Меня поставили, чтобы я смотрел за порядком, — добавил он. — Но если кто-то уж решил, то обязательно прыгнет…
Ветер дул все сильнее, узкие окошки башни пели, как флейты.
Внизу поднималась туча из пыли, вырванных трав и сухих листьев. Порыв ветра теребил волосы, они чувствовали, как их омывают теплые потоки воздуха. Маргит присела, прижимая к коленям вздувшееся платье.
— Будет сильная буря, — предупредил сторож, — лучше спуститься вниз.
— Нет, — упрямилась она, — побудем здесь еще немного. Под ними стонали деревья. Ветер раскачивал кроны, горстями рвал листья. Высохшее поле дымилось красной пылью.
— Не бойтесь, со мной у вас проблем не будет, — успокоила она сторожа. Маргит с волнением всматривалась во внезапно посеревшее небо, с чернильными наплывами, ставшее таким неестественным. Желто-розовое сияние ярко освещало тучи пульсирующим светом, молнии предвещали засуху, погоду без дождей.
Маргит пыталась гребенкой пригладить вставшие дыбом волосы, но, насыщенные электричеством, они снова поднимались, из них летели искры.
— А вдруг сюда ударит молния? — неожиданно испугалась она. — У меня нет желания погибнуть по воле богов, Я уже не в том возрасте, когда без страха думаешь о смерти.
Маргит помолчала, а затем как-то очень уж спокойно добавила:
— Я когда-то хотела покончить с собой. Она посмотрела на Тереи.
— Тогда я была очень молодой и глупой.
Иштван молчал, чувствуя на своих губах бесплодный вкус пустыни.
Вокруг них усиливался шум ветра, песчинки, ударяя по щекам, кололи словно иглы.
— Я любила кузена. Мы целовались в укромных местах, как та пара… Прекрасный парень… Я была счастлива. Он пошел добровольцем на фронт. А я поклялась, что буду его ждать. Он обещал писать. Но я так и не получила ни одного письма. Был сорок третий год. Бирма. Он погиб на этой адской дороге до Мандалай. Его убили японцы.
Маргит подошла поближе, потому что ветер уносил слова, она встала так близко, что юбка билась об его колени. Иштван улавливал запах горячего тела.
— Мне хотелось быть с теми, кто борется. Я тогда работала в госпитале в Мельбурне. В то время я еще ничего не знала о войне. Раненых у нас было немного… Ни море, ни джунгли не возвращают жертвы, — она говорила страстно, ветер выл, внизу шумели деревья, так, что до Тереи иногда доносились лишь строгие интонации ее голоса. — Когда мне сказали: сестра Маргарет, внизу вас ждет какой-то военный, я была уверена, что это Стенли. Я бежала по коридору, стук моих каблуков я помню до сегодняшнего дня. Меня несло как на крыльях. Но там стоял чужой мужчина. Он сказал до ужаса просто: будьте мужественной, Стенли умер… У меня от него ничего не осталось на память. Ничего. Если бы у этого солдата было хоть немного сострадания, он мог бы подарить мне хотя бы собственную пуговицу, сказав, что это от Стенли. Хороший парень, но никакой чуткости. И в тот же самый вечер я ему отдалась. У меня со Стенли ничего не было. А этот возвращался обратно. Я все время, пока он меня целовал, думала: ведь это не имеет никакого значения. Стенли нет, его нет в живых, и я тоже не хочу жить. Я знала, что тело может себя защитить, взбунтуется. Возможно, меня еще спасут. Я помнила лишь одно: если яд ввести шприцем внутримышечно, то ничего уже не поможет. Доступ к ампулам я имела. Но раз я этого не сделала сразу же после того, как он ушел, у меня не хватило сил убить себя через неделю. Возможно, этот первый мужчина, сам того не сознавая, спас меня? Мой возлюбленный… — она язвительно засмеялась. — Он даже не заметил, что был первым, потчевал меня ужасными рассказами о том, что японцы делают с пленными. А утром позвонил, чтобы попрощаться. Может, это я должна была послать ему цветы?
Все небо громыхало над ними, сухие огни вспыхивали сразу в нескольких местах. Нечем было дышать, буря усиливалась. Лица хлестал песок.
— Сойдите вниз, — снова подошел к ним сторож, — здесь может быть опасно.
Землю сверху уже не видно было, внизу тучами несся красно-бурый песок, заслоняя деревья.
— Все же давай его послушаемся, — сказал Тереи. — Тут уже находиться неприятно. У меня глаза полны песка.
— Хорошо. И прости меня за то, что я вернулась к этим старым своим делам. Ты, вероятно, подумал: истеричка. Время все лечит, а жизнь и так коротка. Не стоит отказываться от нее. Нужно иметь мужество дожить до конца. Во всяком случае, так я думаю сейчас.
Сторож боролся с дверью, которую не давал закрыть ветер, он с трудом справился с задвижкой.
Они стояли в темноте рядом, свет фонаря белым пятном скользил по стене.
— Почему ты не вышла замуж? — неожиданно спросил Тереи. — Ты красивая, образованная, и к тому же у тебя есть деньги.