Я молчала - говорить с ним не хотелось, однако странным образом Хаосу удалось на время прогнать моих призраков; в мыслях появилась долгожданная, пусть и временная, брешь.
Почему-то я совсем его не боялась. Да, присутствовало нечто похожее на настороженность, опаску, но в целом Хаос не вызывал во мне желания разразиться истерическим криком, вскочить на ноги и бежать, не разбирая дороги, куда угодно, лишь бы подальше от него. Возможно, это было связано с тем, что он изначально не проявил ко мне агрессии, а может, я просто разучилась чувствовать всю гниль, прочно засевшую в том или ином встреченном мною человеке. В моем представлении Хаос не был лишен этой грязи, напротив, он купался в ней, его руки, лицо, одежду, - все покрывали темные въевшиеся пятна. Но до меня не долетало ни капли - вязкое пыльное месиво оставалось при нем.
- Все мы от чего-то бежим... - негромко пробормотала я.
- Не думаю.
Я усмехнулась и сильнее сцепила пальцы.
- Тогда посмотри в зеркало - там, дальше по коридору, первая дверь. У тебя вся физиономия располосована.
Кажется, он удивился - нет, совершенно определенно пребывал в недоумении.
- Ты на меня даже не смотрела.
- Смотрела. Я ведь не слепая, чтобы пропустить такие царапины.
- Это... ерунда, - судя по всему, он морщился, словно вспомнил что-то неприятное.
- Конечно, ерунда. Именно поэтому ты здесь, где никому и в голову не придет тебя искать.
Он схватил меня за плечо, больно стиснув, и с силой развернул в свою сторону, заставляя обратить на себя мой взгляд.
- Сколько тебе лет? - непривычно жестко поинтересовался Хаос, пристально глядя в мои глаза.
- Ты знаешь.
- Черт возьми, ты не смахиваешь на восемнадцатилетнюю салагу, - прорычал он. - Такое чувство, будто ты загоняешь мне фуфло с какими-то своими галимыми целями.
- Это не я к тебе пришла, - вынуждена была напомнить я.
- Да... - он медленно разжал пальцы, выпуская мое плечо. - Черт, да...
Я выпрямилась и встала напротив него, глядя на Хаоса сверху вниз. Мой взгляд остановился на его лице, теперь уже четко фиксируя свежие ссадины на лбу и продолговатый порез на правой скуле. Эти украшения он получил либо вчера, либо сегодня - похоже, опять вляпался в какой-то "головняк". Это все были не мои заботы, и, хоть бандит отчего-то решил иначе, я не собиралась задумываться над ними.
Уехать, - вновь промелькнула малодушная мысль, - выгадать момент, сгрести в кучу все свалившееся на меня добро, и отчалить подальше.
Стукнуть его по башке, - каким-то образом просочилась коварная мысль, - стукнуть и замуровать в стену. А что, искать его у меня никто не будет, а проблем и забот станет на порядок меньше...
Да, разумеется. Я представила, как в один отнюдь не прекрасный день на моем пороге возникает Макс и начинает допрос с пристрастием, цель которого - определить местоположение Хаоса.
Проклятый Павел! Даже умереть спокойно не мог - своей кончиной прикрепил ко мне каких-то головорезов, избавиться от которых пока не представляется возможным.
Между тем я ясно видела, как не нравится Хаосу ловить мой взгляд сверху вниз. Чтобы исправить это, он тоже поднялся, и теперь расклад существенно поменялся - это бандит нависал надо мной, а не наоборот.
- Что тебе надо? - вздохнув, поинтересовалась я.
Казалось, он действительно задумался - по крайней мере, лоб прорезали красноречивые складки. Поджав губы, Хаос смотрел на меня не меньше минуты.
- Ты представляешь для нас опасность, - наконец, выразился он.
- Опять?
- Снова.
- Тогда убей меня, - просто предложила я, развела пустые руки в стороны, подтверждая тем самым, что сопротивляться не смогу.
Черт знает, что именно выступило сейчас от моего лица - та самая пресловутая апатия, не дающая мне в полной мере наслаждаться жизнью, непонятно откуда возникшая уверенность в собственной безопасности и адекватности Хаоса, или что-либо еще... Иногда я действительно путалась в изобилии постоянно мелькающих факторов.
- Успеется, - буркнул недовольно Хаос. - Что, так спешишь в ящик?
- Как настанет время, сопротивляться будет бесполезно.
- Ты смотри... - он недовольно покачал головой. - Мне казалось, ты не веришь во все эти суеверные сказки.
- А ты вообще ничего обо мне не знаешь, - вернула я ему его же слова.
Хаос
Глеб хмуро смотрел на девчонку, не понимая, чего она добивается этими провокациями - неужели и впрямь помутилась рассудком, и теперь спешит на свидание с дядюшкой? Эта мысль пронеслась в его голове, но отражения не нашла - скорее, Хаос видел в поведении своей странной знакомой попытки манипулировать им. Эта козявка пытается вертеть им, Хаосом, хочет объять необъятное, только хрен ей что обломится! На дешевые понты ведутся дешевые фраера типа ее дядюшки, а он, Хаос, серьезный парень. Ему некогда играть в детские игры, нет смысла подыгрывать ее провокациям; напротив, он должен раз и навсегда поставить зарвавшуюся девчонку на место, так, чтобы и пикнуть против его воли не смела.
Вот только зачем?..
Поняв, что, несмотря на здравые мысли, холодный рассудок все же подводит, Глеб разозлился. Как бы ни старался убедить себя в том, что девчонка - никто, песчинка, затесавшаяся в песочную бурю, мечущаяся от обочины к обочине, понимал все равно - он сам не может оставаться равнодушным. Хочется ее приструнить, хотя смысла в этом нет - ведь она никто, так же? Одним легким движением взять ее на красный галстук (прим. смертельный удар по шее), и все. Нет человека, нет проблем. Тем более, когда речь идет о таком... проблемном человеке.
Глеб не заморачивался относительно тавтологий; его мысли частенько носили такой запутанный характер. Сейчас он сам не знал, чего пытается добиться - притащился в особняк, ведет заумные разговоры с полоумной девицей, от которой априори невозможно ничего выяснить, все пытается что-то в ней рассмотреть, и не может. Не такая уж она явная, эта Вера Анисимова, чтоб ее...
А самое паршивое, что он тянулся к ней, сам того до конца не осознавая. Тянулся к непонятной, странной, совершенно ненормальной девчонке, простирал в ее сторону руки с неясной целью. Словно она была тем самым пресловутым светом, на который, ища спасения от беспробудной тьмы, слетается ночная паскудная мошкара. Глеб сам удивился, насколько легко причислил себя к назойливым тварям.
Но еще больше удивлялся он мыслям, которые возникали в его голове, стоило мысленному взору воспроизвести доскональный визуальный портрет этой девицы. Он помнил, как она выглядит - но в этом по большей части заслуга фотографической памяти наемного убийцы, конечно же. Однако Глеб запомнил ее не так, как запоминал всех своих потенциальных жертв; образ девицы въелся в его мысли, отразился где-то в галерее многогранной памяти, и каждый раз, когда отражение совмещалось с реальным прототипом, хищник сбивался со своего пути, моментально хватая свежий отчетливый след.
Он не сможет оставить ее в покое - иными словами, не может бросить на произвол судьбы, позволив песчинке самостоятельно, без поддержки дружественных ветров, лететь по наитию все ближе к краю бездонной ненасытной пропасти, поглотившей уже не одну тысячу хрупких эфемерных жизней. Глеб чувствовал необъяснимую потребность взять на себя роль корректирующего попутного ветра, чтобы в случае чего уберечь неразумную частичку от неизбежного краха.