— Ну, как знаешь, — медленно проговорила Марина, — я тебя не неволю. Не хочешь с Игорем Яковлевичем поговорить — тебе виднее; стало быть, на его стороне правда, а мы с Валей от глупого ума, значит, рассудили. Ты уж извини, что я тебя попусту задержала…
Она сухо попрощалась и ушла. Все это произошло очень быстро, и Катюша не успела ни возразить, ни сделать попытку удержать ее.
Катюшу редко посещало плохое настроение. Дурное настроение — это следствие неудовлетворенности окружающим, когда кажется, что складывается все не так, все не по-твоему, и ты бессилен что-либо изменить. У Катюши обычно все складывалось так, как она хотела. Это давалось не легко — в борьбе, в преодолении препятствий, но с самого начала всякого нового дела она твердо верила в успешное его завершение, и эта уверенность всегда приводила к намеченной цели. Радость победы рождалась из трудностей борьбы, и потому сама борьба становилась радостной. С чего же было появляться дурному настроению? Но если тем не менее иногда оно и возникало, так только от неудовлетворенности собой. Не оттого, что посторонние обстоятельства сложились как-то не так, а оттого, что сама она сделала что-то не так. Не оттого, что встретилось на пути препятствие, а оттого, что не нашла решения, как одолеть его.
Недавний разговор в клубе разволновал Катюшу. Песоцкий в конце концов убежал от спора, — значит, не хватило у нее силы убеждения, чтобы заставить его признать свою ошибку, значит, что-то она сделала не так. Ушла Марина, не почувствовав поддержки, хотя Катюша была целиком на ее стороне. И значит, опять она сделала что-то не так. Все это омрачило то радостное настроение, с каким Катюша пришла на клубный вечер. Она чувствовала, что сейчас ни с кем не могла бы разговаривать спокойно.
В таком состоянии неудовлетворенности собой и отыскала ее Клавденька. Поигрывая бровями и щуря глазки, она стала торопливо оправдываться:
— Это я вам все напортила, Екатерина Федоровна.
— Напортила? — Катюша посмотрела на нее изумленно: как могла Клавденька догадаться?
— Позвала вас сюда на одни неприятности только.
— Пустяки, пустяки, Клавденька! Ничего…
— Ладно бы, если пустяки, — девушка досадливо сморщилась. — А он, Игорь Яковлевич, сами знаете, злопамятный какой. Будет вам теперь палки в колеса ставить.
— Что ты говоришь, Клавденька? Ничего я не пойму. Какие палки в колеса? Почему? При чем здесь Игорь Яковлевич?
— А при том: Песоцкий сейчас сидит себе в комнате отдыха с Игорем Яковлевичем да все про вас ему наговаривает.
У Катюши на лбу собрались мелкие морщины.
— Ах, вон что! Хорошо…
Она отстранила Клавденьку и быстрыми шагами направилась в комнату отдыха.
За шахматным столиком, не играя, сидели Песоцкий, председатель постройкома Терентьев — худой, жилистый мужчина, не снявший еще после демобилизации нашивок о ранении, и между ними Игорь Яковлевич, начальник отдела кадров стройки, грузный, тяжелый, с крючковато загнутым носом.
— Можно мне с вами? — Катюша, не дожидаясь ответа, села на свободный стул.
— Да, вот именно, Игорь Яковлевич, весь вопрос в публичности нанесенного… — оборвав незаконченную фразу, сказал Песоцкий и слегка подвинулся, давая Катюше место.
Игорь Яковлевич начальственно протянул Катюше руку.
— Приветствую вас, — сказал он, снисходительно улыбаясь. — Обидчица…
Катюша будто мимо ушей пропустила его слова.
— Игорь Яковлевич, — сказала она, — почему вы Валентину Кузьмину не хотите поставить на работу по специальности?
Улыбка погасла на лице Игоря Яковлевича.
— Во-первых, кто такая Кузьмина? Во-вторых, вам какое до этого дело?
— На первый вопрос: Кузьмина — молодой электромонтер, окончившая курсы в Томске, она была у вас. На второй вопрос отвечу так: почему я не могу с вами разговаривать об этом? — Катюша старалась говорить спокойно, глядя прямо в глаза собеседнику.
— Марина всем о своей дочери рассказывает, — глядя поверх Катюши, проговорил Песоцкий. — Всем жалуется. Весь Н-ск скоро будет знать.
— Вы где в штате числитесь: на стройке или в горздраве? — спросил Игорь Яковлевич. — В чужой монастырь, как это говорят, со своим уставом не ходят.