— Все ясно, — не дослушал его Ганецкий. — Мне не очерк писать. Точный снимок… Начинать можно?
— Пожалуйста. Стакан чаю прежде не желаете выпить?
— Прежде — некогда, — сказал Ганецкий. — Потом — безусловно. Пока буду у лесокорпуса, нельзя ли подготовить комсомольскую бригаду?
— Можно и это, — согласился Иван Андреевич. — А когда Худоногову будете снимать?
— После. С ней много придется работать. Обложка.
— Какая обложка? — переспросил Иван Андреевич.
— Журнала. Портрет. Композиция. Полагается контрольных четыре снимка. Я делаю шесть.
— На обложку журнала, — почтительно сказал Иван Андреевич. — Здорово! — И повернулся ко мне: — А знаете, у Екатерины Федоровны еще одна радость: им в новом доме квартиру дают. Четыре комнаты, прихожая, кухня, центральное отопление, водопровод. Отличная квартира!
— Что вы! — воскликнул я. — Рад, рад! Да как это так все быстро произошло?
— Корреспондент «Огонька», — буркнул Ганецкий.
— Самомнение, товарищ корреспондент! — весело сказал Иван Андреевич и погрозил Ганецкому пальцем. — Самомнение! А квартиру, если разобраться, получает не Худоногова, а муж ее.
— Чем знаменит?
— Вам все знаменитостей подавай, товарищ корреспондент! Худоногов просто один из старейших рабочих на заводе, хотя по возрасту совсем не стар. Ну, а кроме того, передовик, общественник, бригадир, лучший мастер краснодеревного цеха… Достаточно, нет? Советую вам Худоногову снять вместе с мужем. Обложка у журнала большая.
— Такого задания не имею, — прогудел Ганецкий.
— А мы вам письмо напишем, — сказал Иван Андреевич. — С городским комитетом партии согласуем. Тогда можно?
— Второй вариант. Сниму. Давайте письмо. Фотогеничные лица?
— В этом я не силен, — развел руками Иван Андреевич. — В фотогеничности не смыслю, я с точки зрения внутреннего содержания. Алексея здесь нет, а Худоногова — вот, посмотрите.
— Гм! — крякнул Ганецкпй. — Да. Содержательное лицо. Весьма.
Он приблизился к стене, на которой был прикреплен поблекший уже плакат с портретом Катюши и надписью красными буквами: «Кандидат в депутаты Н-ского городского Совета по избирательному округу № 12», и стал читать биографическую справку.
— Обратите внимание, — вмешался я, — кандидатом в депутаты городского Совета ее выдвинули шесть коллективов. Ни одного голоса не было подано против. Спросите любого жителя Н-ска: знает ли он Худоногову? «Катю? Как не знать». И начнет вам про нее рассказывать.
— Вы уже начали, — сказал Ганецкий. — Я не очеркист. Пишите сами. Мне надо снимать. Показывайте, куда идти.
Иван Андреевич повел Ганецкого к лесокорпусу. Я улизнул от них, с тем чтобы предупредить и Алексея и Катю, а заодно и поздравить с получением новой квартиры. По правде сказать, мне стало жаль, что они переедут теперь на лесозавод. Не так часто будем бегать друг к другу. Три километра до завода да поселком идти еще с километр. Но избенка Алексея стала настолько тесной для семьи в шесть человек, настолько подгнила и осела, что расстаться с ней теперь можно было без всякого сожаления.
В медпункте Катюши не оказалось. Санитарка, новенькая, должно быть, только что с курсов, важно спросила меня:
— Вы на прием?
— На прием, — засмеялся я. Действительно, было от чего посмеяться: к Катеньке — на прием!..
— Вы на какой прием? — серьезно продолжала санитарка, обиженно поглядывая на меня.
— А разве это различается?..
— Ну, к депутату или к доктору?
— Ах, разве она уже доктор? — я улыбался, глядя, с какой самоуверенностью санитарка защищает достоинство Катюши!
— Вам какое дело, если лечиться пришли! — Огонек явной неприязни ко мне зажегся в глазах у девушки. — Лечит она не хуже доктора. И нечего вам улыбаться.
— Я не лечиться, я здоров, — успокоил я девушку.
— А как депутат она принимает после пяти, — и моя собеседница взялась за ручку двери, явно намереваясь выпроводить меня.
— Закрывайте, — сказал я одобрительно. — А когда Екатерина Федоровна появится, передайте ей, чтобы зашла к Ивану Андреевичу, в партийное бюро.
И я отправился в цех к Алексею.
Краснодеревное отделение теперь значительно расширили — в нем стало очень светло и просторно — и придали ему «малую механизацию»: почти все более или менее тяжелые работы выполняли машины. Не нужно было больше носить на себе доски из сушильного отделения: их по мере надобности подавал электрический транспортер.