Алексей снова взялся за шлихтик.
— Знаешь, — сказал он мне виновато, — поговорить с тобой, конечно, хорошо. Но ты уходи. Сейчас мешаешь ты мне. Мне работать надо.
Он не сказал, что ему надо еще и подумать, поразмыслить одному, без постороннего человека. Я это понял и ушел.
А Ганецкий еще раз испортил мне настроение!
Поздней ночью, прощаясь со мной у вагона курьерского поезда Владивосток — Москва, Ганецкий мне заявил:
— За снимки Худоноговых не ручаюсь. По ошибке взял очень старую пленку. Надежды мало.
— Черт бы вас побрал, Ганецкий! — от чистого сердца вырвалось у меня.
— Постараюсь сделать невозможное…
Дали второй звонок. Проводник предложил пассажирам подняться в вагон.
— Я пошутил, — сказал Ганецкий уже из тамбура, — не сердитесь. Пленка хорошая.
Поезд тронулся, и Ганецкий, вероятно, даже не заметил, как я погрозил ему кулаком.
Чуть свет меня поднял с постели Алексей. Забежал на минутку по пути на завод.
— Все! — заявил он мне без всяких предисловий. — Сговорились.
— Кто с кем сговорился, Алеша? О чем сговорились?
— Со стариками сговорились. Всю ночь с Федором чай пили. Сегодня пятница? На той неделе переезжаем. В субботу, под праздник, новоселье справим как следует.
— Ну и чудесно, Алеша! Поздравляю. Если тебе надо помочь с переездом…
— Нет, — сразу же отказался Алексей, — ты не помогай. Справимся сами. Хочу сюрприз сделать: в субботу прикачу за тобой на машине!
— Договорились. — Провожая его к двери, я спросил: — А что со своей старой квартирой делать намерен? Продавать будешь дом?
— Продавать? — усмехнулся Алексей. — Мне государство дает квартиру, а я буду за деньги свой дом продавать? Он хотя и невзрачный, а все небольшая семья в нем жить превосходно сможет. Отдам горсовету. Пусть распоряжается. Катя с председателем уже согласовала.
Неделя прошла незаметно. Наступила суббота. Дивный денек весны. Вместе с Ксенией мы накануне наладили на длинном шесте скворечник, и вот уже в нем появились хозяева. То и дело шныряют в круглое отверстие, носят в клювах разный мусор или, усевшись на остром коньке крыши, высвистывают свои весенние мелодии. Кот пробежал по забору, мяукнул несколько раз, и тотчас издевательски замяукали и скворцы.
С Алексеем мы условились, что за мной и Ксенией он заедет в начале седьмого. Я целый день провел в общем отделе городского Совета, изучая протоколы сессий за последние полгода: мне нужно было готовить большой обзор для центральной газеты. Работа меня увлекла. На сессиях ставились очень интересные вопросы, содержательны были выступления депутатов в прениях. Имя Катюши все время мелькало на страницах протоколов. Один раз она председательствовала, другой раз была секретарем. Попался протокол выборов в состав постоянной комиссии по здравоохранению, где отмечалось, что Е. Ф. Худоногова избрана единогласно. Во всех остальных случаях она выступала в прениях. Ее интересовали любые вопросы. Шла речь о состоянии здравоохранения в городе — Катюша добивалась, чтобы все больницы, медпункты были хорошо отеплены, стационары обеспечены постельным и носильным бельем. Слушался вопрос о развертывании советской торговли в связи с отменой карточной системы — Катюша боролась за освобождение торговых помещений, занятых разными учреждениями. При утверждении городского бюджета Катюша вносила поправки в доходную часть и доказывала, что местные сборы с торговли на рынке значительно увеличатся, если рынок благоустроить и отгородить, открыть на его территории чайную. Предлагала в саду сделать стрелковый тир, устроить на реке лодочную станцию, зимой — расчистить площадку для катка. Самым ревностным защитником озеленения города опять-таки была Катюша. «Вы подумайте и о красоте нашего города, — говорила она, — и, главное, подумайте о здоровье людей. Что лучше для человека: пить горькие порошки или дышать свежим, чистым воздухом? Что лучше пешеходу в знойный летний день: изнывать от духоты или идти под куполом зеленых листьев? Что лучше: сад в городе или весь город в саду?»