Воль преуспел в своей цели даже быстрее, чем он мог надеяться. Письмо было напечатано во «Франкфуртер альгемайне цайтунг» во вторник, 14 декабря, и в тот же день было должным образом прочитано Полом-Анри Ле Тёлем, офицером секретной службы при французском посольстве в Бонне. Тридцативосьмилетний Ле Теуль, который в конце войны был еще ребенком, ничего не знал о «Леопарде», но его внимание привлекла краткая ссылка на полковника Рене Ласалля. Не имея материала для своего следующего доклада, он вырезал письмо и добавил его к скудной стопке в ожидании следующей дипломатической почты из Парижа.
Сумка была доставлена в Париж в субботу, 18 декабря, но только в воскресенье утром Роджер Данчин, продираясь сквозь кипу бумаг, наткнулся на вырезку, которую он показал Алену Блану, оказавшемуся рядом с ним, служебную записку в Елисейский дворец, Данчин отправил и служебную записку, и отрезок через дорогу, и к обеду Гай Флориан увидел оба документа. В три часа пополудни советский посол Леонид Ворин, обедавший с Аленом Бланом, прибыл в Елисейский дворец, коротко побеседовал с президентом, а затем поспешил обратно в свое посольство на улице Гренель.
Вернувшись в Кольмар на турбо-поезде из Страсбурга в семь вечера в воскресенье, Лански поспешил пройти несколько шагов от вокзала до отеля «Бристоль», где обнаружил двух своих спутников, нетерпеливо ожидающих его в спальне Ванека. Он рассказал им, как поступил с Ноэль Бергер, и Ванек почувствовал облегчение. — Это означает, что Филип теперь один в доме, и мы можем обратить исчезновение его девушки себе на пользу, но мы должны приблизить время нашего визита…
«Почему?» — спросил Лански. — Поздно вечером в воскресенье было бы гораздо безопаснее»..
«Потому что, — с саркастическим терпением объяснил Ванек, — Филипп скоро начнет беспокоиться о том, что с ней случилось. Если мы позволим ему слишком долго беспокоиться, он может позвонить в полицию…
Пока Лански был в Страсбурге, двое других мужчин продолжали свои исследования Роберта Филипа, каждый из них по очереди наблюдал за номером 8 из небольшого парка дальше по авеню Раймона Пуанкаре, делая вид, что кормит птиц или ждет. Для кого-то. И именно потому, что было трудно наблюдать за виллой Филипа с близкого расстояния — и в том числе благодаря их мастерству, — они ускользнули от внимания случайной патрульной машины, которая скользила по проспекту, в то время как офицер за рулем проверял на той же вилле.
В три часа пополудни, бросая хлеб для воробьев, Ванек увидел, как Филип вышел из дома, спустился по ступенькам и направился к воротам, на которые он стал опираться, пока курил папиросу. Проскользнув за дерево, Ванек использовал монокуляр, который всегда носил с собой, чтобы рассмотреть француза вблизи. Под ярким пальто из верблюжьей шерсти Ванек заметил между перилами француза, все еще одетого в пижамные штаны. По воскресеньям Филип редко одевался; слоняться по дому в ночной рубашке было его способом расслабиться. А еще, подумал он, что, когда Ноэль вернется, будет намного легче плюхнуть ее на кровать, когда все, что ему нужно будет снять, это пижама. Оставшись один в доме, Филипп страстно желал свою последнюю любовницу.
«В этом тоже может быть немного удачи, — сообщил Ванек Бруннеру позже, — учитывая метод, который мы примем…»
Было около девяти часов, когда Бруннер поднялся по ступенькам, ведущим к крыльцу дома № 8, и позвонил в звонок. В этот воскресный час заснеженная авеню Раймона Пуанкаре была пустынна и очень тиха. За занавешенным эркером спереди горел свет, и звонок Бруннера вызвал быструю, но осторожную реакцию. Боковая занавеска, выходившая на крыльцо, была отдернута, и Филип стоял у окна в халате поверх пижамы. Держа стакан, он подозрительно посмотрел на Бруннера, затем опустил занавеску. Через несколько мгновений дверь приоткрылась на несколько дюймов и удерживалась в этом положении прочной цепью.
— Мистер Роберт Филип? — спросил Бруннер.
«Да, что это?»
Ожидая увидеть Ноэль Берже, нагруженную пакетами, Филипп был ошеломлен прибытием этого незнакомца. Бруннер предъявил карточку Siirete Nationale, которую он носил с тех пор, как коммандос покинул Табор.
«Сюрте, сэр. Боюсь, у меня плохие новости о вашей знакомой, молодой леди. Могу я зайти на минутку?
Обеспокоенный своей любовницей, Филип был осторожным человеком, который не выживал все эти годы в полумире торговли оружием, принимая людей или удостоверения личности за чистую монету; на самом деле, он сам был более чем поверхностно знаком с фальшивыми бумагами.