«Одно из трех имен в списке Ласалля…»
«Точно. Так что теперь похоже, что этот коммандос был послан с явной целью уничтожить всех в этом списке — и они сделали это, ради бога. Все проспекты, по которым мы могли бы увидеть хоть немного света, закрыты…»
— Слежка за Роже Данчином и Аленом Бланом ничего не дает?
«Ничего…» Префект нахмурился, когда зазвонил его телефон. Он посмотрел на часы. 22:00. Лишь недавно вернувшись из своего полета в Марсель, когда он сопровождал президента, пока тот произносил свою самую ожесточенную антиамериканскую тираду, Грелль чувствовал себя очень усталым. Кто, черт возьми, это может быть в такой час? Он поднял трубку, проглотив последний сэндвич. Это был Ален Блан.
— Нет, министр, — заверил его Грелль. «Я пока не обнаружил никакой связи между президентом и Люси Дево… Теперь мы знаем, что ее отцом был Альбер Камор, богатый биржевой маклер, который умер несколько месяцев назад и оставил ей свою квартиру на площади Вогезов… Нет, мы больше ничего не знаем… Да, она должна была быть незаконнорожденной… Нет, никакой связи с Елисейским дворцом…
Грелль пожал плечами и положил трубку. (Он беспокоится о скандале, о том самом. Как я уже говорил, все пути кажутся нам закрытыми, так что все, на что мы можем надеяться еще раз, это неожиданный разрыв. И все же, Буассо, я чувствую, что где-то я что-то упускаю из виду что-то у меня под носом…»
«Что-то связанное с коммандос? Между прочим, мы можем также отменить тревогу по поводу человека, застреленного немецкой полицией во Фрайбурге. Ланц дал вам имя?
Грелль сверился с блокнотом. — Эмиль Боннар, — ответил он. «И я не думаю, что мы когда-нибудь увидим двух других мужчин — Дюваля и Ламберта. Они сделали свою работу. Они никогда не вернутся во Францию.
Карел Ванек и Антонин Лански подошли к контрольно-пропускному пункту, чтобы вернуться во Францию на следующее утро, в среду, 22 декабря, что было крайним днем, который Борисов дал им в Таборе для выполнения своей миссии. Они направлялись к Аннет Дево. К стойке паспортного контроля они подошли порознь, между ними было полдюжины человек, и Ванек явился на досмотр первым.
«Документы…»
Паспортный офицер взял документ, который ему протянул Ванек, открыл его, изучив лицо чеха, и затем сравнил его с фотографией. Имя он уже запомнил. Ванек ждал со скучающим выражением лица, жевал шоколадку и изучал чрезвычайно привлекательную девушку, ожидавшую следующей в очереди. Он обаятельно улыбнулся ей, и после минутного колебания она улыбнулась ему в ответ.
— Вы были в Германии по делам? — спросил паспортист.
«Да».
Чиновник вернул паспорт, и Ванек пошел дальше, а через несколько минут к нему присоединился Лански. Ванек представил третью пачку бумаг, которые он привез из Табора, бумаги, оформленные на имя Люсьена Сегара, бумаги, на которых была его фотография без усов. Только прошлой ночью в Келе он сбрил усы в станционной уборной, прежде чем проводить Лански в маленькую гостиницу, где они провели ночь. Лански также использовал свой третий комплект документов, на котором было написано имя Ива Гандуэна. Когда должностных лиц пограничного контроля просят следить за людьми, путешествующими под именами Дюваля и Ламбера, для них вполне естественно концентрироваться на людях с такими именами и не относиться с подозрением к другим именам.
Не имея ни малейшего представления о том, что их прежние личности были раскрыты, Ванек принял решение прошлой ночью, после того как они покинули «Мерседес». «Дважды мы пересекли французскую границу с нашими нынешними документами, — сказал он Лански, — и этого раза достаточно». Затем он сжег документы с именами Дюваля и Ламберта, прежде чем они дошли до ближайшей деревни и самостоятельно сели в автобус, битком набитый рождественскими покупателями для Келя. Внутри Германии им действительно ничего не угрожало: единственные люди, которые знали их имена, находились во Франции, а по телефону Марк Грелль не хотел сообщать Петеру Ланцу такую информацию из-за деликатности расследования, которое он вел.
Вернувшись в Страсбург, Ванек держался подальше от пункта проката автомобилей Hertz на бульваре Нанси. «Никогда не возвращайся назад» было одним из его любимых афоризмов. Вместо этого двое мужчин взяли такси до аэропорта, где Ванек арендовал Renault 17 в отделении проката автомобилей Avis на имя Люсьена Сегарда. К 14:00 они уже были на пути в Саверн, что всего в двадцати пяти милях от Страсбурга.