В наш город приехал нестареющий потрясатель сцены. И десять, и пятнадцать лет назад он был едва ли не вдвое старше меня, но на телевизионных экранах, по внешности и повадкам, оставался прежним юнцом. Он никогда не был королем даже в каком-нибудь полузабытом году, но всегда был одним из известнейших, прочно вросших в свою железобетонную третьесортность.
В театре провинциального города ожидался аншлаг и я решил использовать случай, купив на концерт два билета. Певец меня не интересовал, хотелось познакомиться с женщиной, которая обо мне ничего не знает: с простой и доброй, без претензий и запросов: с одним единственным и уникальным по нашим временам талантом жены. По крайней мере, в толпе незнакомых людей выбирал я, а не меня — как это происходило с моими прежними женами.
Начинался апрель, в студеных рассветах продрогшие за ночь воробьи уже устраивали под окнами радостный весенний галдеж. Природа брала свое. В полдень на асфальте появлялись лужи, а к вечеру под сапогами похрустывал лед.
Сигналили на перекрестках машины, грохотали трамваи. Город зажигал ночные огни рекламы, становясь похожим на заграничное захолустье из фильмов моего детства.
Я стоял в десяти шагах от парадного входа в театр, как человек, назначивший свидание, и вскоре узнал ее, хотя уже темнело. На этот раз она была в коротенькой шубке и в вязаной шапочке. Чуть приподнятые плечики, самоуверенно задранный носик, некрупные, ходульные, по нынешней моде, но и не мелкие шажки — все та же незнакомка из загородного клуба.
Между нами оставалось шагов пятнадцать, когда она взглянула мне в глаза. Я вынул из кармана руку с парой билетов на концерт и как флагом помахал ими над головой. На этот раз ей было лет двадцать пять. В самый раз.
— Именно один лишний! — самоуверенно сказал я, протянул ей билет и уже в следующий миг пожалел о своей поспешности. Под слоем грима промелькнуло выражение такой непосредственной радости, что я испугался — не шестнадцать ли тебе, милая?
Может быть, я подавил бы свою врожденную деликатность, скорчил бы наглую физиономию, и сказал бы: «Плыви к папе, детка!» Но, взглянув на нее в другой раз, успокоился — если не двадцать пять, то, по крайней мере, на двадцать три года она выглядела. Все шло по плану и выбор был за мной. Я небрежно покосился на смятый миллион в ее ладошке, пожал плечами:
— Сдачи нет, рассчитаемся в зале. Место указано в билете.
Она выщипнула его из моей руки, вспорхнула на крыльцо и исчезла за дверью.
Я еще несколько минут постоял у входа, выискивая глазами интересующий меня тип. Второй незнакомки, не было. В глубинах фойе прозвучал звонок и я неторопливо шагнул к двери…
Через полтора года после путешествия в Каменный лес была моя свадьба.
Женился я по страсти и по мечте, будучи уверенным, что невеста — та самая незнакомка, которая дала мне карту, но вскоре понял, что жестоко ошибся. Она тоже ошиблась, представляя себе брак чем-то вроде безлимитного доступа к исполнению своих желаний за счет мужа. Кроме дальних мечтаний о заграничных пляжах и круизах, в круг ее желаний входили обеды в ресторане, цветы, дискотеки и всякого рода увеселительные клубы. Моей зарплаты хватало на неделю такой жизни. Она становилась раздражительной и на период моего безденежья уходила к родителям. Однажды я бне смог найти денег на цветы к 8 марта и она язвительно посоветовала мне сдать кровь. Видимо что-то произошло с моим лицом, она вдруг раскричалась:
— Хочешь иметь молодую, красивую жену — плати, или ищи себе кухарку.
Впервые, я посмотрел на нее пристально и отстраненно, заметив, остренькие крысиные зубки. С трудом сдерживая желание раздавить, брезгливо отодрал ее от себя, как клеща, а через год встретил веселую юную спортсменку.
Восходящая звезда конькобежного спорта по-своему любила меня. Но любовь была третьестепенным делом в ее жизни. Между соревнованиями и чемпионатами, междугородними и международными звонками, между тренировками и нужными встречами, нам с ней жилось очень даже хорошо. Она была добрым и отзывчивым другом, которого мне так не хватало в юности.
Вторая жена ничего от меня не требовала, кроме того, чтобы я не мешал ей идти к своей цели. Моей спортсменке грезилась корона: она была ее страстью, предназначением и долгом перед кем-то свыше. В то время я еще не мог понять, зачем калечить нормальную человеческую жизнь ради того, чтобы в какой-то год, среди какого-то круга посвященных, очень недолго чувствовать себя первой и лучшей в мире. А потом, уступив эту корону другой претендентке, исчезнуть и затеряться среди «бывших» королей и королев.