— Да, и он живет у вас тут с конца войны по сегодняшний день, — сказал Джим и принялся извиняться, что разбудил: — Я совсем не хотел, простите, я ведь думал, все исландцы встают ни свет ни заря, да что там, я и сам обратился в жаворонка, еще бы, летом и весной солнце считай что и не заходит.
— Так, постойте, и он еще и женат на исландке?
— Я поговорил с ним. — Джим словно и не услышал вопроса. — Он вас ждет. Полковник Хантер служил в Рейкьявике в военной полиции, и он хорошо помнит, как бы это сказать, один косяк, который случился как раз на интересующем вас складе на Пригорке. И он хочет вам об этом рассказать. Как вам словечко, кстати, а? Косяк, хе-хе.
Джим прежде сообщил Эрленду, что внимательно следит за современной исландской речью и старается по возможности использовать лексику попроще да поразговорнее.
— Да, отличное словцо, — ответил Эрленд, притворяясь, будто ему интересны лингвистические изыскания британца. — И что же это был за, как вы изволили выразиться, косяк?
— Он сам вам про это расскажет. Я же продолжу свои поиски — может, и обнаружатся мои соотечественники, кто служил тут и пропал без вести. Но мне кажется, вам стоит поговорить с полковником Хантером и на этот счет.
Попрощались, и Эрленд пошел на кухню, едва волоча ноги, варить кофе. Думал он вовсе не о полковнике Хантере и его косяках. Интересно, а может медиум сказать, по какую сторону находится тот, кто лежит без сознания, меж жизнью и смертью? Он, конечно, не верил в эту чушь, но если таким способом можно облегчить страдания человеку, потерявшему близкого друга, или мужа, или жену, если тем, кто остался по эту сторону, становится легче, то какое ему, Эрленду, дело, существует все это по правде или нет. Какая разница, из какого источника приходит утешение.
Перегрел кофе — обжег язык, отхлебнув. Постарался выгнать из головы мысли, одолевавшие его всю ночь и утро, и вроде это удалось.
Кое-как.
Седобородый американец Эдвард Хантер, полковник в отставке, встретил Эрленда и Элинборг на пороге своего особняка в Тюленячьей бухте. Больше похож на исландца — носит традиционный шерстяной жилет на пуговицах, волосы торчат во все стороны, выражение лица суровое. Впрочем, вежлив и дружелюбен, пожал гостям руку и предложил называть себя без церемоний Эдом. Эрленд сразу вспомнил Джима из британского посольства. Жена, сказал коллегам хозяин, гостит в Штатах у его сестры, а сам он через океан летает все реже и реже.
По пути к полковнику Элинборг рассказала Эрленду все, что сумела вытянуть из Бары про невесту Беньямина, не забыв упомянуть, что в день исчезновения та ушла из дому в зеленом плаще. Элинборг эта деталь показалась важной, но Эрленд оборвал ее и сказал, что не верит в призраков. Элинборг поняла, что тема закрыта.
Эд пригласил их в просторную гостиную, и Эрленд, окинув ее взглядом, не мог не отметить, что о военной карьере хозяина в ней не напоминает почти ничего; бросались в глаза, напротив, несколько картин исландских художников, несколько статуй исландских же скульпторов и семейные фотографии, заботливо вправленные в рамы. Ничего про мировую войну или военное дело.
Эд ждал гостей из полиции и заранее заварил кофе и чай, а на стол выставил розетку с печеньем. Поговорив, как полагается, немного о погоде и тому подобном — традиция, которую, впрочем, все трое жаловали весьма в меру, — старый вояка прокашлялся и спросил, чем может быть полезен. Говорил на практически безупречном исландском, прямо, без обиняков и не растекаясь мыслию по древу — не иначе, привычка еще со времен военной службы, переходить прямо к сути дела.
Эрленд сказал:
— Джим, секретарь из британского посольства, связался с нами и сообщил, что вы служили в Исландии во время войны, конкретно — в военной полиции, и в этом качестве имели касательство к делам военной базы и склада, который располагался на Ямном пригорке, там, где нынче поле для гольфа.
— Да, я там теперь и сам играю в гольф, каждую неделю, — ответил хозяин. — Я видел по телевизору новости про скелет на Пригорке, и Джим сказал мне, что ваша версия — это кто-то из наших солдат, или англичанин, или американец.