Мальчишки выносили Миккелину на солнышко всякий раз, как позволяла погода, а иногда даже брали ее с собой на Рябиновое озеро, ловить форель. Если ловля удавалась, мама жарила рыбу на сковородке — как же это было вкусно! Так прошло несколько недель. И постепенно путы, которыми Грим связал их по рукам и ногам, ослабли. Утром стало легче просыпаться, дни теперь проходили беззаботно, по вечерам в доме царил покой — и все это было так незнакомо, так необычно и так восхитительно! Они все говорили и говорили друг с другом и играли чуть не до самого утра, пока не падали с ног от усталости.
Но больше всего отсутствие Грима пошло на пользу маме. В один прекрасный день, уже хорошенько усвоив, что в ближайшее время Грима ждать не приходится, она вытащила на улицу из спальни матрас и белье и все это как следует вымыла и вычистила. Выбила из матраса и подушек и одеял пыль и прочую дрянь и оставила на улице, а как те просохли да проветрились, занесла обратно и постелила на матрасы чистые простыни, одеяла вправила в чистые пододеяльники, подушки — в свежие наволочки. А потом поставила посреди кухни здоровенную кадку, наполнила ее горячей водой и вымыла всех троих детей по очереди зеленым мылом, а потом забралась туда и сама — и вымыла волосы, и лицо, и все тело, тщательно, с остервенением, и черт с ним, что везде еще видны синяки и ссадины. Не без дрожи взяла в руки зеркало и заглянула туда, погладила губу и левый глаз. Сильно похудела, черты лица стали резкими, отталкивающими, передние зубы немного выдавались вперед, глаза впалые, ну а нос и вовсе сломан — еще один «подарок» от Грима.
А когда наступила ночь, она пошла спать и взяла с собой всех троих, и Миккелину, и Симона, и Томаса, и всю ночь они спали вместе, вчетвером, в большой кровати. И с тех пор дети всегда спали вместе с ней, Миккелина справа, а мальчишки слева, и все были счастливы.
Она ни разу не навестила Грима в тюрьме. Все время, пока его не было, они ни разу не помянули его по имени.
А однажды утром, вскоре после того, как Грима забрали, мимо их дома на холме прошел солдат Дейв со своей удочкой, и подмигнул Симону, который стоял снаружи, и пошел своей дорогой к Козлиному озеру. Симон последовал за ним, но держался немного поодаль, и стал высматривать, чем занят Дейв. А Дейв, как и в прошлый раз, весь день провел за тем, что загорал на солнышке да ловил рыбу, и по виду его было ясно, что ему очень хорошо — и не важно, поймает он хоть рыбешку или нет. Как и в прошлый раз, на его приманку попались три форели.
Как стало вечереть, он пошел обратно вверх по холму и снова остановился у их дома, держа в руках веревку, на которой болтался привязанный за хвосты улов. Симон прибежал домой раньше его, спрятался под окном на кухне, так чтобы Дейв его не видел, и наблюдал за ним. Он заметил, что солдат замер словно бы в нерешительности, но потом собрался с духом, подошел к дому и постучал в дверь.
Симон сказал маме, что к ним пожаловал тот же самый солдат, что в прошлый раз, ну, который хотел подарить рыбу. Мама вышла на кухню, посмотрела в окно, а потом взяла зеркало и пригладила волосы. Она будто бы ждала, что он не сразу вернется к себе в казармы, а зайдет к ним.
Она открыла на стук, и Дейв улыбнулся, и сказал что-то непонятное, и протянул ей рыбу, а мама взяла улов у него из рук и сделала шаг в сторону, мол, заходи. Он и зашел, встал несколько неловко посреди кухни, не зная, куда приткнуться. Подмигнул мальчишкам и Миккелине, те немного отошли назад, но вытянули шеи, чтобы получше разглядеть гостя — вот ведь тоже, военный, смотри как далеко зашел, в самую кухню, да одет в эту свою особую одежду, и с необычной шапкой — вылитая лодка, перевернутая вверх дном. Тут он вспомнил, что забыл ее снять, зайдя в дом, и стащил шапку с головы, зажав ее в руках и окончательно растерявшись. Росту невысокого, но и не низкого, лет немного за тридцать, худой. Руки красивые, только не знает, куда их девать, и все крутит в них перевернутую лодочку, словно она мокрая и ее надо выжимать.
Мама указала ему рукой на стул подле кухонного стола, и он сел, и тогда мальчишки перестали тушеваться и тоже уселись за стол рядом с гостем, а мама заварила кофе — настоящий американский кофе, украденный Гримом со склада. Дейв уже знал, что Симона зовут Симоном, и скоро выучил, что Томаса зовут Томасом. С этими именами трудностей не возникло. А вот имя «Миккелина» ему поначалу не давалось — редкое и интересное. Дейв повторил его несколько раз, и все не так, как надо, и мальчишки очень веселились, слушая, как он его коверкает. Сам гость назвался Давидом Уэлчем, родом из Америки, из городка, который называется Бруклин. По званию рядовой. Последнего слова дети не поняли.