— Что ты об этом знаешь? — фыркнула она. — Что ты вообще знаешь про детей? Я с ребенком все делаю, как надо. Так что оставь его и меня в покое.
Он понятия не имел, чем накачалась дочь — наркотики ли, алкоголь ли, коктейль ли из вышеозначенного, — но в тот день, едва открыв дверь, Эрленд сразу понял, что Ева не в себе. Она не села — упала в кресло; из-под незастегнутой куртки и задранной футболки торчало голое пузо. А на улице было не теплее минус десяти.
— Я полагал, мы договорились…
— Ни о чем мы не договаривались, — перебила она его. — Ты и я — мы ни о чем не договаривались. Вообще ни о чем. Ни о чем.
— Я полагал, ты твердо решила выносить ребенка и заботиться о нем. Следить за тем, чтобы ничем ему не навредить. Не принимать никакой наркоты и прочего, потому что вся эта дрянь попадает прямиком в него. Ты собиралась завязать, но, как я сейчас вижу, это ниже тебя. Слишком ты ценный персонаж, чтобы по-человечески заботиться о ребенке. Думать о нем, а не о себе.
— Закрой рот.
— Зачем ты сюда явилась?
— Понятия не имею.
— А я тебе объясню. Тебя угрызения совести сюда пригнали. И скажи еще, что я не прав. Тебя совесть замучила, и ты решила, что я тебя пойму и приголублю, такую бедную и несчастную. Поэтому ты ко мне и пришла. Для того, чтобы вволю поплакаться в жилетку и заглушить голос совести.
— Да, ты прав. Лучшего места во всем Рейкьявике не найти, коли надо задавить муки совести.
— Ты ведь уже и имя придумала, не помнишь? Если будет девочка, ты уже придумала ей имя.
— Не я, а ты. Ты, как и всегда. Ты всегда все решаешь. Если тебе пришло в голову всех бросить, то ты всех бросишь, и насрать на меня и на всех остальных.
— Ты собиралась назвать ее Ауд. Ты этого хотела.
— Ты думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Думаешь, ты загадка какая? Да я вижу тебя насквозь, старый кусок вонючего дерьма! Я прекрасно знаю, что у меня в животе живет. Я знаю, что это человек. Личность. Знаю прекрасно. И нечего тебе напоминать мне об этом. Нечего!
— Это хорошо, — сказал Эрленд. — А то мне кажется, ты периодически об этом забываешь. Забываешь, что думать теперь надо не только о себе одной. Не ты одна принимаешь наркотики — твой ребенок принимает их вместе с тобой, и ему от этого делается худо. Куда хуже, чем тебе.
Эрленд вздохнул.
— Наверное, все-таки это ошибка, — сказал он. — Надо было сделать аборт.
Тут Ева как глянет!
— Черт тебя побери!
— Ева…
— Мама мне так и сказала. Я всегда знаю, чего тебе хочется.
— О чем ты?
— О да, ты сейчас скажешь, что она лжет и что на ее слова надо наплевать, но я-то знаю, где правда!
— О чем ты, я не понимаю?
— Она сказала, что ты будешь все отрицать.
— Что я буду отрицать?!
— Ты не хотел меня.
— Чего?
— Ты меня не хотел. Когда она от тебя понесла.
— Еще раз, что тебе сказала твоя мать?
— Что ты меня не хотел.
— Она лжет.
— Ты хотел, чтобы она сделала аборт…
— Это ложь…
— …а теперь ты мне говоришь делать то и делать это, словно ты судья какой.
— Это неправда. Об этом и разговор никогда не заходил. Я не знаю, почему она говорила тебе все это, но это неправда. Даже речи об этом не было. Мы и подумать о таком не могли.
— Она знала, что ты это скажешь. Она меня заранее предупредила, что так будет.
— Заранее предупредила? А когда она рассказала тебе эту байку?
— Когда узнала, что я беременна. Она тогда сразу сказала, что ты собирался заставить ее сделать аборт, а еще добавила, что ты станешь это отрицать. Она заранее знала, что ты будешь говорить. Все, что ты только что сказал, она мне дословно изложила.
Ева Линд встала и пошла к дверям.
— Она лжет, Ева. Поверь мне. Я понятия не имею, отчего она это говорит. Я знал, что она меня ненавидит, но чтобы настолько! Она просто пытается настроить тебя против меня. Тебе ведь это самой ясно. Говорить такое… это… это чудовищно, это ужасно. Ты ей так и передай.
— Сам ей передай, — заорала Ева Линд, — если кишка не тонка!
— Чудовищно, что она это сказала тебе. Чудовищно, что она пытается нас с тобой разлучить.
— Я ей больше верю.
— Ева…
— Закрой рот!
— Я тебе объясню, почему это не может быть правдой. Почему я бы никогда не стал…
— Я тебе не верю!
— Ева…
— Рот свой поганый захлопни, я сказала! Не верю ни единому твоему слову.
— В таком случае убирайся вон!
— Отличная идея, — сказала она, чтобы еще больше его разозлить. — Я же знаю, ты хотел от меня избавиться.