В сентябре — октябре 1917 года по указанию Центрального Комитета большевистской партии по всей стране проводились губернские партийные конференции.
Уральский областной комитет партии направляет Цвиллинга в Оренбург для проведения большевистской губернской конференции РСДРП(б). Он успешно выполняет партийное поручение, сочетая его с большой агитационно-пропагандистской работой в массах.
В дни Октябрьского вооруженного восстания С. М. Цвиллинг находился в Петрограде, куда он был делегирован уральскими большевиками на II Всероссийский съезд Советов.
После съезда, на котором Цвиллинг избирается кандидатом в члены ВЦИК, он направляется в Оренбургскую губернию комиссаром правительства. Период с ноября 1917 по апрель 1918 года для него и его большевистских соратников наполнен огромной организаторской, военной и массово-политической работой…
В ноябре 1917 года ставленник контрреволюционного Временного правительства Дутов арестовал ряд оренбургских большевиков, в том числе и Цвиллинга. И всем им грозил расстрел. Но большевики бежали из дутовского застенка и вновь боролись против врагов революции… Находясь в тюрьме, Цвиллинг пишет ряд писем товарищам в Екатеринбург, Петроград, Челябинск, Белорецк — для опубликования их в печати.
Одно из них было опубликовано в «Уральском рабочем»:
«Дорогие товарищи! К сожалению, приходится отвечать на ваше письмо (полученное С. М. Цвиллингом накануне ареста. — Прим. Б. М.) при ненормальных условиях, ибо все мы, в количестве 35 человек, социал-демократы-большевики сидим в тюрьме, арестованы шайкой атамана Дутова и меньшевиков с эсерами. Вероятно, вы уже об этом знаете. Но знаете ли вы, что некоторые из нас при аресте зверски избиты?
Сообщаю результаты выборов в Учредительное собрание по городу Оренбургу. На первом месте большевики — 13 000 без гарнизона. Эсеры с меньшевиками — не больше 300 (имеется в виду число голосов, поданных на выборах. — Прим. Б. М.).
Настроение у нас — арестованных — бодрое. Вторые сутки голодаем, требуем освобождения…»
В другом письме, опубликованном в «Известиях Челябинского военно-революционного комитета» Цвиллинг выражал твердую уверенность, что скоро придет конец казачье-юнкерской контрреволюции… В третьем письме, помещенном в газете «Правда», он сообщал о предательстве «попутчиков революции» — местных меньшевиков и эсеров… Так перо публициста-большевика Цвиллинга действовало даже в условиях дутовского застенка. После побега из тюрьмы и участия в боях против дутовцев Цвиллинг вновь избирается председателем Оренбургского ревкома. С пятого февраля в городе стала выходить газета «Известия Оренбургского военно-революционного комитета», в которой Цвиллинг, наряду с редактором А. А. Коростелевым, большевиками Кобозевым, Мискиновым, Тереховым и другими, выступает автором многих статей и заметок. Погиб С. М. Цвиллинг 2 апреля 1918 года в бою с белоказаками под станицей Изобильной — недалеко от Оренбурга.
Тяжелую утрату переживали не только боевые соратники и родные, но все трудящиеся Оренбурга и Челябинска, в том числе солдаты, воевавшие вместе с ним. О гибели Цвиллинга В. В. Куйбышев по прямому проводу сообщил В. И. Ленину, прося у Совета Народных Комиссаров срочной помощи для ликвидации белоказачьих банд Дутова. Во многих населенных пунктах состоялись траурные митинги памяти большевика-комиссара Цвиллинга. Печать отозвалась некрологами.
Полиграфисты Оренбурга опубликовали в газете «Известия Оренбургского Военно-революционного комитета» стихотворение:
Приходят новые поколения советских людей, но в памяти их живут герои революции и гражданской войны.
Не забудется и светлый образ большевика-ленинца С. М. Цвиллинга, революционера, комиссара и журналиста. Его публицистика, яркое и правдивое партийное слово в печати — замечательный пример для наших современников. Идейная убежденность и вера в пролетариат, как самый революционный класс, позволяли ему делать смелые прогнозы на будущее. В ноябре 1915 года он писал в троицкой «Степи»:
«Пройдут годы. Прорезанный сетью железных дорог, усеянный школами и библиотеками, взрыхленный плугом промышленности — наш край взрастит новое, многочисленное поколение читателей, которые в свою очередь создадут не одну и не две газеты в Приуральской степи. Вырастет здесь новый бодрый творческий класс промышленных пролетариев, который создаст свою южноуральскую рабочую прессу!..»
Как верно, прозорливо писал публицист Цвиллинг! Прошло всего два года после опубликования этих слов в уездной небольшой газете, как российский пролетариат во главе с ленинской партией положил начало обновлению страны и всестороннему ее прогрессу.
Царские холуи «свидетельства о благонадежности нам не выдадут», — писал Цвиллинг в дореволюционное время о своей журналистской деятельности.
Зато пролетарскую благонадежность и свою верность рабочему классу и его партии он подтвердил всей своей короткой, но яркой жизнью, имя которой — подвиг.
Александр Лозневой
ЗОВЕТ ГОРА МАГНИТНАЯ
Вырвавшись из цепких древних лесов, поезд понесся степью, разбрасывая клочья дыма и пара.
Я стоял у окна вагона и думал: какие они теперь, дорогие сердцу места?.. Узна́ю ли? Увижу ли старых друзей, которых оставил бог весть когда?
В ды́мке понемногу проявлялся, вставал молодой могучий город. Хотелось скорее ступить на его улицы, свидеться с юностью.
…И вот смотрю на громады домен, на строй мартенов, на белое облако над коксохимом, и все это — родное, близкое, — тянет к себе чрезвычайно. Облако над коксохимом — добрая примета, это значит, идет кокс. Хлеб для домен, как мы его всегда называли.
Не отрываясь, смотрит туда же, на пар тушильной башни, соседка по купе — пожилая женщина. Смотрит, и на глазах у нее слезы. Еще девчонкой пришла она на коксохим, стала машинистом выталкивателя. Это она когда-то выдала первый кокс, и о ней написали в «Правде». На всю жизнь запомнился тот радостный день — 28 декабря 1931 года!
Женщина взволнованно рассказывает о себе. Она из первого выпуска Магнитогорской школы ФЗО, которая находилась тогда в Верхнеуральске. Вместе с нею окончил школу и Андрей Филатов. Вместе потом работали на коксохиме. Ей, видать, и дивно, и приятно, ведь А. Д. Филатов был Героем Социалистического Труда, директором металлургического комбината. Она, Н. И. Козельцева, тоже поработала на своем веку! После войны оказалась в другом городе. И вот едет, чтобы собрать документы — пора на пенсию.
Вдали на берегу пруда — бездымные трубы ЦЭС. Что ж… хорошо! Вот если бы и этот, коричневый, что над мартенами, убрать!
Переливается, блестит на солнце вода и где ей конец — не видно.
Когда начинали строить завод, тут была речка. И хотя называлась она Уралом, но совсем непохожа была на тот Урал, что в кинофильме, где, захлебываясь в волнах, плыл Чапаев. Мы, строители, переходили ее вброд.
Нет и в помине той речки. Есть огромный, глубокий пруд, разделяющий город на Европу и Азию. Да, пожалуй, это уже не пруд, а море. Свое. Магнитогорское море. С рыбой и чайками, с парусниками и баржами, со своими лиманами и пляжами…
Стою у вагонного окна и жду: скоро покажется вокзал — небольшой, деревянный, с черной, просмоленной крышей, тот самый, что возводили тогда в холоднее зимние месяцы.
Не показался. Отжил свое. Уже и ме́ста не узнать, где стоял. Не увидел я и деревянных бараков. А сколько их было! На пятом, на одиннадцатом, на шестом участках… На тесной Ежовке! Отжили и землянки, что обступали строительство со всех сторон и почему-то назывались «шанхаями».