Вот Колька Ерошкин тоже грыз науку, пока начальство заседало. Так, варнак, вгрызался — никого и ничего не замечал. Меня и осенило: дай, думаю, попробую. Подошел я к этой «Волге», открываю заднюю дверцу, а сам с Кольки глаз не спускаю. Читает себе! Усаживаюсь и так это ласково его по плечу:
— Трогай, Коля!
Ну, он книгу побоку, за руль — и айда на Нижний. Только шины по бетонке шуршат. Вот жисть! Едешь один, покачиваешься на мягком сиденье, ни давки тебе, ни тряски. Мне шибко понравилось. А Колька нет-нет да вякнет:
— Ну как, попало вам, Андрей Павлович?
— Аха, — бурчу в ответ. Вроде бы я сердит, не лезь ко мне со своими дурацкими вопросами. А тот не унимается:
— Перемелется — мука будет.
— Аха, мука.
— Куда вас: на завод или домой?
— Аха.
Тут я, конечно, невпопад влез. Колька обвернулся, глаза округлил… И стоп телега.
— Где Андрей Павлович?
— Нету.
— А вы зачем тут?
— Да к Семке на Нижний собрался.
— Вылазьте!
— Это пошто же?
— Вылазьте, пока я не разошелся!
Смотри-ка ты! Еще и голос повышает. На кого, кричу в ответ, повышаешь?! Сопляк ты этакий! Я полжизни на том электролитном заводе проработал, чуть увечье не получил — и не имею права хоть единожды на легковушке прокатиться? А легковушка твоя личная, да? Или Андрея Ахмина, директора твоего? Государственная она, народная. А я, стало быть, тоже народ, тоже хозяин. Вези и баста!
— Не повезу, дядь Вань. Не могу. Пожалуйста, сами не орите. Залезли, понимаешь, в чужую машину да еще разоряются. Вот возьму да вытряхну, а то милиционера позову. И припаяют вам, дядь Вань, за хулиганку пятнадцать суток!
— Не посмеешь!
— Это почему же?
— Да потому, пустая твоя голова, что мы с твоим отцом старые дружки, вместе в бабки играли, когда тебя в проектах-то не было. Отец-то, поди, на пенсию вышел?
— На пенсию.
— А я вот еще в сторожах хожу. Все, наверно, рыбу ловит?
— С озера не вылазит. Только вы, дядь Вань, зубы мне не заговаривайте. Андрей Павлович кончит заседать, а меня нет. Что подумает?
— А что он может подумать?
— Подумает — налево я ездил, а я в жисть не калымил.
— Скажи — меня возил. Как-никак когда-то он у меня в учениках ходил. Это когда я медь плавил.
Думаю про себя: все равно повезешь, не отвертишься, уж коль я в машине. У Ерошкиных у всех такой настырный характер; поначалу для виду поерепенятся, цену набьют, а потом уважат. И отец у Кольки такой же, знаю я их породу. А Колька, варнак, возьми да спроси про самое обидное:
— Дядь Вань, взаправду говорят, будто вы лесную девку к себе домой приволокли?
Вот же стервец! Как это называется? Ну, когда не по правилам? Во-во, удар ниже пояса. У меня от обиды в глазах помутнело.
— Эх ты, — кричу, — у тебя на плечах вешалка для шляпы, а не голова! Пошто чужим умом живешь?
— Хватит и своего, — а сам ехидненько улыбается. Знал ведь чем донять. Я кубарем выкатился из машины да так двинул дверцей, сам даже испугался — думал, легковушка набок завалится. Колька ручкой мне помахал, улыбается во всю рожу — и был таков.
Ну, чего смотришь на меня так? Не знаешь, что ль, ахинею про лесную девку? Тьфу, придумают же, прости господи. И какому варнаку такая глупость в голову взбрела? Узнал — свернул бы я эту башку. Сказка тут давным-давно складена, еще дедами нашими. Будто у Сугомакского озера лесная девка живет. Ходит телешом, в чем мать родила. А красоты неописуемой. Парней молодых к себе сманивает. Сманит и уведет к себе. И парень-то больше домой не вертается. А девка, глянь, уже другого сманивает. Ну, будто бы я ту девку-то и решил выкрасть. Будто знал я такой наговор, что чары девкины меня взять не могут. Будто пошел я к озеру, подкараулил лесную девку, в охапку ее и — домой. Так нагишом и приволок. А старуха моя будто глянула на бесстыдницу ну и давай молотить нас обоих кочергой. Чего ты смеешься? Брехня все это. Выдумали дурь для потехи и сами же гогочут. Намедни Андрюшка Мыларщиков, ведь песок из него сыплется, а туда же. Встретился, завесил свои глаза седыми бровищами да и спрашивает:
— Али вправду девку-то лесную приволок? А старуха-то что, согласилась?
— Дурак, — говорю, — старый, вот вытяну батогом по спине, будешь изгаляться.
Покрутил я у виска пальцем: мол, рехнулся ты на старости лет. А он понимающе так это хихикает. Веселость, вишь ли, на него нашла. Христом-богом прошу: никому эту байку не рассказывай, а то ведь со света сживут, не дай бог еще пропечатаешь где. И так проходу уж не дают. Ну, а Колька-то Ерошкин, к слову сказать, парень головастый. Техникум, слышь, кончил, а теперь гаражом заведует. Иду как-то по улице Республики, замечтался малость. Слышу — бжихх: возле меня «Москвич» остановился. Колькина рожа высовывается, лыбится.
— Дядь Вань, — говорит, — айда на Нижний прокачу!
— Не по пути, — отвечаю. — Когда надо было — увернулся.
— А то бы с ветерком! — и опять ручкой сделал и умчался. Да, дружками были мы когда-то с его отцом. Характерами вот не сошлись: он рыбалку любит, а я — с ружьишком походить. Вот и разошлись-разъехались. Теперь сынок возит его на личном «Москвиче», а я, понимаешь, на автобусах маюсь. Ты бы там покритиковал начальство, чтоб поболе к нам автобусов-то прислали. А то маловато их. Не забудешь?
Илья Герчиков
СМЕЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА!
Смех — могучий источник здоровья и материального благоденствия. По последним данным медицинской мысли, час смеха равен по калорийности двум десяткам яиц или двумстам граммам несоленого сливочного масла высшего сорта (1520 калорий). Следовательно: если ежедневно смеяться только по пятнадцать минут, то за год, не покупая масла, можно сэкономить деньги на тридцатипроцентную путевку в дом отдыха на Южном побережье Крыма…
Пример авторской скромности: оставаться инкогнито, когда тебя интервьюирует «Крокодил в трамвае».
Он питался плодами своих размышлений — жил на голодной диете.
Косметика космического века способна придать женщине неземной вид.
Рационализаторское предложение: бутылка с тремя горлышками.
Новый дом иногда бывает подобен памятнику архитектуры — и тот, и другой надо реставрировать.
Прикидывался дурачком и жил, как в сказке.
Роза ветров пахла дымом.
В своем детективном романе писатель опустился до уровня мировых стандартов.
Молчание — знак безгласия.
Первыми стремятся узнать секрет изобретателя его будущие соавторы.
Страдания молодого ветеринара: бык или не бык?
Гарантия звучит как твердое обещание… неизбежности гарантийного ремонта.
У нее была феноменальная память: она могла слово в слово повторить то, чего вы никогда не говорили.
Не любил брать взяток у своих подчиненных — немедленно возвращал их в виде премий.
Чем меньше извилин в мозгу, тем легче в них заблудиться.
Истина много теряет от того, что говорят ее не в глаза, а на ухо.
«Я знаю, что я все знаю» — бахвальство.
«Я знаю, что я ничего не знаю» — кокетство.
«Я знаю, что кое-что знаю» — всегда истина.
Скрывая свое имя, анонимщик раскрывает свою сущность.
Игрушки стали настолько сложны, что разобрать их отваживается только ребенок.