— И все-таки, — спросил Леденев, — что заставляет вас предполагать убийство?
— Интуиция. Я не могу объяснить, почему пришла мне в голову подобная мысль. Правда, перед отъездом я замечал в Марине некое беспокойство, будто она ждала какой-то неприятности, боялась чего-то… Я даже сказал ей об этом. Она беззаботно рассмеялась, мне показался искусственным этот смех, но мы оба только что пережили то самое объяснение, понятное дело, нервы у обоих были далеко не в порядке. Потом я уехал…
Их беседа продолжалась еще около часа и закончилась просьбой Леденева не рассказывать никому об этой встрече.
Едва Травин ушел, зазвонил телефон. Леденев подумал, что звонят директору, и трубку поднимать не стал. Телефон позвонил-позвонил и угомонился. Юрий Алексеевич ждал, когда придет Корда, но того не было.
Вдруг щелкнуло в динамике селекторной связи, и голос Корды недовольно проворчал:
— Ты, Алексеич, что же трубку-то не берешь? Жду тебя в парткоме, этажом ниже. Заходи.
В парткоме начальник горотдела представил Леденева секретарю, коротко охарактеризовав Юрия Алексеевича: «Наш товарищ. Из Москвы».
Затем они перешли вдвоем в кабинет политического просвещения. Здесь было безлюдно, уютно, тихо.
— Ну, — сказал Алексей Николаевич, — как тебе пришелся инженер Травин?
— Он производит впечатление искреннего человека, — ответил Юрий Алексеевич. — Но все это ничего не значит…
И подумав, добавил:
— Меня смущают его упорные заявления о том, что Марину Бойко убили. Если он причастен к этому делу, то зачем ему так усиленно подводить нас к мысли о совершенном преступлении? Нелогично это, Алеша.
— А не уловка ли это? Иногда нарочно поступают так, а следователь и мысли не допускает подобной… и ищет глубже, уходит в сторону. Но возможно, Травин догадывается, что нам известно о насильственной смерти Бойко… Тогда нет смысла туманить нам головы. Ничего у тебя не возникло подступного при разговоре?
Леденев пожал плечами.
— Я записал наш разговор на пленку, в отделе ты можешь послушать его.
— Хорошо. А я побывал в лаборатории… Все у них по инструкции, безмятежность полная. Горшков абсолютно спокоен.
— А чего ему тревожиться, ежели не им переданы материалы?
— Ты уверен?
— Я ни в чем не уверен, пока не держу в руках факты. Может быть, надо искать четвертого?
— Четвертого?
— Ну да.
Юрий Алексеевич встал и посмотрел в окно.
— Иди-ка сюда! Быстро! — вскричал он.
Корда подбежал к окну.
— Смотри! Инженер Травин.
Они увидели, как Михаил Петрович быстрыми шагами, едва ли не бегом, выйдя из проходной комбината, пересек площадь, рванул на себя дверцу вишневых «Жигулей».
Автомобиль резко взял с места и, набирая скорость, исчез за поворотом.
— Звони Горшкову, — сказал Юрий Алексеевич.
— Александр Васильевич? — спросил Корда. — Это опять я вас побеспокоил. Не могли бы вы пригласить к телефону инженера Травина. Да? А где же он? Так, так… Ну, ладно. Хорошо, хорошо. Пока.
Начальник горотдела опустил на рычаг трубку.
— Михаил Петрович отпросился с работы. Сказал, что ему надо срочно отлучиться на пару часов.
Залитый солнцем Казанский вокзал, казалось, снялся с насиженного места и перенесся в одну из далеких южных республик, поезда из которых он принимал уже несколько десятков лет.
Его просторные залы и перроны заполняли смуглые люди в халатах и тюбетейках, подходившие экспрессы высыпали из металлического нутра толпы пассажиров, нагруженных арбузами, дынями, решетчатыми ящиками с ранним виноградом, грушами, персиками и помидорами.
Человеческое месиво галдело на разных языках, суетилось, мельтешило у подножья высоченных стен щусевского творения, а сверху нещадно палило совсем не московское жаркое солнце.
И только там, откуда отходили электрички, было поспокойнее, потому как не наступил час пик, и москвичи еще не ринулись из раскаленных каменных джунглей под спасительную сень зеленого пригородного кольца.
Эти двое, молодые люди лет двадцати пяти или немногим больше — едва успели на голутвинскую электричку. Двери с шипением захлопнулись за их спинами.
— Пойдем в вагон, Валя? — спросил один из них товарища.
— Нет, Костик, мест достаточно, насидеться успеем, а так и покурим еще.
Электричка плавно отошла от перрона.
Валентин достал из кармана пачку сигарет «Кэмел»[10] и протянул приятелю.
— Ого, — сказал Костя, — изволите курить американские?
9
У древних греков и римлян — пирушка, часто сопровождавшаяся музыкой, развлечениями, беседой (