Достаточно уже находившись по цеху, я с удовольствием смотрел и на то, как он рисует, и на рыб, раздувавших за стеклом жабры.
— Так что, пошли дальше? — тронул меня за руку Иванилов.
— Постоим немного, отдохнем, — ответил я и полез в карман за сигаретой.
Неожиданно Иванилов прямо-таки с детской непосредственностью чему-то обрадовался.
— Вот-вот, отдохнем… — с торжеством в голосе произнес он. — Знаете, чем лучше всего снимается утомляемость? Водой, природой. Вот мы и решили организовать в цехе такой уголок природы. Всю смену у рабочего крутится перед глазами фреза… Устанет, подойдет сюда покурить — и перед взором его все новое. По мнению некоторых, это на десять процентов повышает производительность труда. Но не это главное. Здоровье лучше сохраняется.
Но все это, как говорится, лирика: внешний вид цеха является как бы отражением его внутренней сущности.
Главная суть в том, что во время строительства цеха наметился революционный переворот во всем штампо-инструментальном хозяйстве.
Обрубая по своему обыкновению окончания фраз, Иванилов громко говорил:
— Подумайте, что получается… Автомобильная промышленность стоит сейчас по оснащенности новой техникой, по культуре производства, можно сказать, на втором месте в стране. После самолетостроения. А вспомогательным цехам помогают очень плохо: они находятся на уровне тридцатых годов. Здесь полным-полно кустарщины, а технология крайне отсталая — индивидуальная. Но инструментальная оснастка имеет огромное значение. Наш завод на эту оснастку тратит четыре с половиной — пять миллионов рублей в год. От оснастки зависит и качество кованых и штампованных деталей.
Подобные порядки Алексей Павлович мог ругать с чистым сердцем и спокойной совестью: сам он сделал все, чтобы их поломать.
Еще знакомясь с документацией на техническую оснастку нового цеха, обсуждая ее с назначенными в цех инженерами, с опытными мастерами, он обратил внимание — все в цехе строилось по старому принципу индивидуальной технологии.
— Похоже, что так, — согласились с ним.
Стало ясно, что если вот сейчас, в разгар строительства, все не поломать, то новый цех, едва вступив в строй, сразу же и устареет.
Все осложнялось тем, что пока были только твердые убеждения и мысли. А опыта — никакого. По всей стране в штампо-инструментальном хозяйстве еще господствовала старая технология.
Надо было начинать самим. С нуля.
Хорошо, что Иванилов теперь был уже не один. В цехе подобрался очень хороший коллектив, и его поддержали, они вместе разработали свою программу переоборудования цеха и обратились с этим в дирекцию.
В чем суть их предложений? Точнее даже, не предложений вовсе, а настоящего переворота?
Чтобы коротко объяснить это (в общих чертах, конечно), начать, наверное, надо с вопроса: а что такое штамп. Это своеобразный инструмент, подчас с очень сложной внутренней конфигурацией, без которого немыслимо в кузнечно-прессовых цехах производство деталей для автомобилей, тракторов и других машин: всех этих коленвалов, цапф, поворотных кулаков, кожухов, полуосей… Штампы бывают простые и составные. Подчас для того, чтобы отштамповать одну какую-нибудь деталь сложной формы, требуется несколько штампов.
От штампов, от чистоты и грамотности их изготовления зависят и качество детали и расход драгоценного металла — чем грамотней, чище изготовлен штамп, тем меньше металла пойдет в стружку при дальнейшей ее обработке, допустим, на токарном станке.
И вот все это тонкое, сложное хозяйство лежало в основном на плечах опытнейших рабочих. Фрезеровщики-граверы, как их иногда называют. С ловкостью виртуозов, крутя с большой скоростью различные рукоятки, применяя разные фрезы, они, можно сказать, почти вручную выбирали в металле фигуру будущей — после молота и пресса — детали; потом еще слесарь зачищал, доводил до кондиции их работу.
Честь и хвала, конечно, таким мастерам, но о резком повышении производительности труда при такой технологии нечего и мечтать.
— Из-за этого наше хозяйство чуть ли не тридцать лет подряд являлось причиной срыва работ основных цехов. Большой список прорывных деталей имели… Ну, посудите сами: взял фрезеровщик восемь-десять матриц на смену — и пилюкает себе…
При старой технологии из прогрессивных методов труда ничего нельзя было внедрить: нельзя организовать расчлененность производственного процесса, ввести узловое и поточное изготовление… Короче говоря, нельзя было внедрить расчет на оптимальный, экономически-выгодный процесс производства.
И еще… Мало молодежи обучалось этой профессии, все находилось в руках старых рабочих, которых и оставалось уже не так-то много.
Ну, кто из молодых захочет осваивать такую профессию, которая — рано ли, поздно — все равно отомрет? В век научно-технической революции всех тянут к себе машины, автоматизированные станки.
Выход виделся один: переложить основную тяжесть работы с плеч людей на машины.
На заводе далеко не все верили в эту затею и говорили:
— Пока это почти что область фантастики. Пустое дело.
В словах таких людей был определенный резон, потому что и необходимых для работы в новых условиях станков в стране имелось пока мало: они только-только рождались.
Конечно же, и сам Иванилов и те, кто работал с ним над проектом полного переоборудования строящегося цеха, были хорошо знакомы со всем, что было нового в этой области и у нас и за рубежом. Впоследствии они, отстояв свою точку зрения, отвергли, например, копировально-фрезерные станки марки «Келлер», изготовленные в США, и заменили их станками Ленинградского завода имени Свердлова, считая эти станки лучшими.
Но особенно пленили их электронно-импульсные станки Троицкого станкостроительного завода. Устройство этих станков почти что уже граничило с электроникой: набирается схема конфигурации детали, готовится электрод из графита, а заготовка, этакий квадрат металла килограммов в двадцать из высокопрочной легированной стали, кладется в ванну с густым маслом, и дальше станок уже сам потоком электрических зарядов, электроимпульсами, выбивает в металле нужную фигуру.
На электронно-импульсные станки в цехе возлагали очень большую надежду, хотя и знали: они капризны и пока не очень-то надежны. Некоторые просто отвергают эти станки. Купленные кое-какими заводами, они стоят у них без всякого дела. Но — рассуждали в цехе — надо попытаться помочь заводу-изготовителю усовершенствовать станки: ведь в принципе они очень интересны и, что главное, так нам необходимы.
Переделка цеха по-новому требовала замены и перестановки более чем 150 единиц производственного оборудования; кроме того, новая технология требовала и утверждения новых штатов.
На заводе на это пошли.
В цехе два больших пролета. В одном выстроились в ряд высокие и красиво оформленные — по всем правилам современной промышленной эстетики — копировально-фрезерные станки. Они новые, поэтому пока выглядят так, как солдаты в парадной форме. Возле каждого станка — оператор. Он может и отойти в сторону, поговорить с товарищем. Станок сам делает свое дело. Наверху, слева от главных узлов, закреплена деревянная доска с вырезанной в ней нужной для данного штампа конфигурацией, по этой вырезанной фигуре двигается чувствительная головка выдвинутого от станка штыря, она как бы ощупывает фигуру и передает свои «ощущения» станку, а тот своими фрезами выбирает — уже в металле — точно такую фигуру.
Во втором пролете: электронно-импульсные станки. Возле них и вообще что-то не видно людей. Правда, изредка к станкам — то к одному, то к другому — подходит девушка и заглядывает в ванночку с маслом, где покоится кусок металла — будущий штамп, — лекалом проверяет зазор между электродом и заготовкой.
— Сначала, конечно, коряво у нас все на этих станках получалось, — рассказывал Иванилов. — Много потом было слесарной доработки: детали тонкие, а станки не очень точно работали.