так поведал о своем чувстве современный монгольский поэт Л. Хуушан, под этими строчками подпишется каждый из наших братьев.
Эти стихи я прочитал уже дома, в родном Кургане. И мысли снова вернулись к той дальней дороге, к началу. Удивительна наша память! Ей не прикажешь, она сама выбирает. Вы знаете, что я прежде увидел, что вспомнил — я увидел ту девочку в дэли, ту девочку из госхоза Борнуур, так похожую на мою дочку. И глаза ее, и улыбку, и в глазах те чистые лучики — благодарность. Я знал, я знаю, откуда пришла благодарность. Эта благодарность — той стране, из которой приехали курганские гости, той стране, дружить с которой завещал Сухэ-Батор.
…Но все-таки, какие точные слова и какие в то же время простые — «нет крепче уз товарищества новых поколений!» Потом пройдет каких-нибудь полгода, и мысль эту провозгласит с новой силой Юмжагийн Цеденбал на XXV съезде Коммунистической партии Советского Союза:
«Дорогие советские братья и сестры! — говорил Ю. Цеденбал. — Делегация МНРП с искренней радостью отмечает, что за прошедшие годы ленинская дружба и многостороннее плодотворное сотрудничество между нашими партиями, странами и народами еще более расширились и углубились, обогатились новыми формами и содержанием и поднимаются ныне на новую ступень… Мы рады и горды тем, что факел монголо-советской дружбы, зажженный великим Лениным и руководителем народной революции Монголии Сухэ-Батором, находится в надежных руках наших марксистско-ленинских партий. И он будет гореть неугасимо и вечно как символ нерасторжимого братства наших народов…»
Да, будет гореть вечно! Пока бьется сердце народа. А сердце это — бессмертно.
г. Курган — Дзуун-Мод
Борис Клейменов
СОЛНЕЧНАЯ КАПЕЛЬ
У Людмилы Тумановой есть давний снимок. На нем Алексей Елисеев, Евгений Хрунов, Владимир Шаталов, Борис Волынов. Космонавты в белых шлемах — перед полетом, в день старта корабля «Союз-4». Наискосок по снимку бежит надпись:
«Люде Тумановой в память о космическом полете с большим восхищением твоим мужеством, упорством и пожеланиями самого доброго в жизни. Летчик-космонавт СССР, полковник В. Шаталов. 22.04.69 г. г. Курган».
Кто-кто, а космонавты знают цену этому слову — мужество…
Настоящее мужество жизнедеятельно. Это не просто терпение, а умение даже в тяжелых условиях радоваться жизни. Умение жить и работать.
Уже минуло более десяти лет, как после трагического случая мир для Людмилы Тумановой сузился до стен комнаты. Бывает всякое. Но тяжелые минуты преодолеть ей помогают друзья.
— Песни — лишь частичка моей большой благодарности им, — говорит Люда.
Ее песни не раз звучали по Всесоюзному радио. Фирма «Мелодия» выпустила пластинку. Триста тысяч экземпляров разошлись мгновенно. И принесли сотни писем. А это значит — сотни новых друзей.
Она подставила лицо к солнцу. И долго сидела не шелохнувшись. Сидеть так было приятно, глаза были полуприкрыты, и узкая полоска неба была похожа на серебряно-синюю иглу моря, если смотреть на него издали. А может, и на что-нибудь другое. Море она видела лишь однажды. На берегу они старались занять широкий деревянный лежак, потом подтаскивали его ближе — так, чтобы брызги опрыскивали горячие спины, а волна касалась пяток. Но лежала чаще мама, а она копалась в песке или бродила, отыскивая ракушки. Когда же в воду вступала сама мама, Люда следила, любуясь, как та плыла — легко и быстро, незаметно достигая яркого, словно пожарное ведро, буя. Там мама переворачивалась на спину и отдыхала, а Люде делалось одиноко, и она громко звала ее.
В раскрытое окно наплывали теплые запахи.
— Ну, что, Дымка, скучно тебе, может, попоем…
Птичка в голубой клетке с трогательным балкончиком встрепенулась, черное, как беретик, пятнышко на голове будто сдвинулось, ожил черный хвостик. Люда стала называть ее так совсем недавно: за серые дымчатые перышки на груди и на спине. Сейчас она смотрела на птичку и думала о сказке, в которой та станет главной героиней. У Люды уже было в запасе несколько заготовок, такие фразы (их мог бы сказать мальчуган): «А у птички есть ушки?» или «Мама, убери клетку с подоконника, а то птичка простудится…» И было еще начало действительной истории этого маленького существа, вызволенного (со сломанным крылом) из зубов кошки. Но подавалось трудно. Она вздохнула, пододвинула объемистую конторскую книгу и попробовала продолжить…
В клинике сончас нарушал летчик Ренальд. Он надевал аппараты, ботинки и ходил, ходил по длинному коридору. Все скрипело, лицо было залито потом, но он ходил. «Как Маресьев», — думала Люда и училась у него упорству.
Упражнения были трудны, после нескольких движений силы покидали ее, впечатление было такое, будто «пароход разгружала».
— Сначала, когда я лежала неподвижно, мне хотелось сидеть. Хоть чуточку. Потом, когда стала сидеть, мне хотелось встать. Думаю, вот встать бы и больше ничего не надо. Когда начала вставать, хотелось пройти. Хоть чуточку.
В обед пришла мама, принесла свежую почту и сразу скрылась На кухне, позвякивая посудой.
Писем не оказалось. Люда полистала газеты, поглядела журнал, затем потянулась к магнитофону. В комнате таяли знакомые звуки. Песня была о том, как шел по улице симпатичный парень, и все оглядывались на него, и женщины замедлили шаги, но он пел «Я хочу кричать лишь твое имя». Это была песня Адамо. У него необычный голос, просторный такой.
Она знала, что у Сальвадоре простое лицо, он скромен, не любит позировать, давать интервью, живет в тихом городе в Бельгии, недавно купил дом и перевез семью из Сицилии.
Из-за его песен полюбила французский язык, начала учить и путала произношение, сдавая зачеты по английскому.
Где-то она читала, как Адамо говорил:
«Дружба — это дополнение одного человека другим. Это полное понимание друг друга и умом, и душой… Любовь — это та же дружба, но это касается женщины. Настоящая дружба женщины превращается в любовь… Песня — это общее. Дружба и любовь сходятся в песне, как будто женятся».
Это были хорошие слова, очень верные, и если бы спросили ее, она ответила, пожалуй, так же. И про любовь, и про дружбу. И про песню.