Герасим, сидевший на сером камне, встал, снял фуражку, достал из-за подкладки листовку, бережно развернул ее. На него сразу устремились молчаливые и сосредоточенные взгляды рудокопов, вдруг притихших и нетерпеливо ожидающих.
— Товарищи рабочие! — начал спокойно Мишенев. — Вы уже убедились, как заботится об нас разное начальство. До тех пор, пока мы слезно просили начальников о своих нуждах, они не хотели с нами даже разговаривать как следует. Теперь же, когда мы стали настойчиво требовать того, что нам нужно, мы кое-чего уже добились. Потребуем же теперь на всех заводах, — Герасим Михайлович повысил голос, — вырешения наших вопросов.
Он стал перечислять требования, изложенные в листовке. Никто не шелохнулся, не перебил его. Все старались вникнуть и понять что-то важное и значительное в их жизни, а поняв, запомнить справедливые требования златоустовцев к начальству. Каждый принимал листовку так, словно говорилось в ней об их же подслушанных горестных раздумьях над своим нелегким рудокопским житьем.
— Товарищи! — продолжал Мишенев читать. — Ради самих себя, ради своих жен и детей, подумайте, насколько важны поставленные здесь вопросы. И дружнее все вместе идите и боритесь за свое освобождение от новой крепостной зависимости и за лучшее человеческое существование!
Герасим Михайлович обвел взглядом молчавших рудокопов.
«Значит, дошло до сердца, раз молчат, насупились, — решил он. — Не теперь, так потом поймут: иначе жить надо…»
8
Здесь, в Швейцарии, глубже понял Герасим Михайлович: прочная ниточка отсюда до Уфы тянется. Припомнились первые знакомства и сближение с уфимскими «политиками». Это были Крохмаль, Свидерский, Цюрупа — служащие губернской земской управы, доктор Плаксин, супруги Гарденины и Покровские, высланные в Уфу, кто по делам социал-демократических организаций, кто за участие в студенческих демонстрациях или причастность к рабочим пропагандистским кружкам. Они были вполне подготовленными марксистами, имели связи с центром и заграницей. Нелегальная литература вызывала оживленный спор и суждения. Она доходила в российскую глушь. Первая русская марксистская организация — группа «Освобождение труда», в состав которой входили Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, Л. Г. Дейч, В. И. Засулич и В. Н. Игнатов — своими основными задачами и объявила распространение марксизма, критику народничества, разработку важнейших вопросов русской общественной жизни с точки зрения марксизма и интересов трудящихся России. Отчетливо помнит Герасим. В небольшой холостяцкой квартире Крохмаля, в двух комнатах, заставленных книгами, собрались почти все уфимские марксисты.
— Наш товарищ с Бакальских рудников, — представил его Крохмаль.
— Мы очень мало знаем о рудничных рабочих, а знать надо, — сказал Александр Цюрупа. Восточного типа лицо с маленькими усиками было чисто выбрито, сквозь очки в аккуратненькой оправе на Мишенева устремились острые глаза.
— Я только присматриваюсь к рудокопам, — поспешил предупредить Герасим Михайлович.
— Мы все начинаем с этого… — снова послышался голос Цюрупы. — Нам надо знать, друзья, Усть-Катав, Миньяр, Златоуст — очаги революционного пожара…
— Да-а, тут, именно тут, — перебил его Крохмаль, слегка заикаясь, — рабочие поднимут свой голос, ударят в набат на всю Россию… Уже есть предвестник — стачка на казенных заводах. Листовки златоустовских рабочих — первая ласточка г-грядущей бури!
Виктор Николаевич Крохмаль имел почтенную внешность. На нем был нанковый костюм соломенного цвета, придававший особую интеллигентность.
— Д-дошла ли листовка до рудокопов? — обратился Крохмаль к Мишеневу.
— Читали!
— И к-как? — добивался он обстоятельного ответа. — Листовка златоустовцев п-порох, товарищи! — Мишенев тогда заметил, что Крохмаль не допускал возражений.
— Обилие аргументов делает книгу оружием в политической борьбе с самодержавием… — Это он говорил о книге В. И. Ленина «Развитие капитализма в России», полученной из центра.
Крохмаль с похвалой отозвался об ее авторе как о смелом человеке, умело оперирующем магической силой фактов и цифр.
— Ильин делает далеко зовущие выводы! Я уверен, он будет восходящим светилом русского марксизма…
— Позвольте, а Плеханов, Георгий Валентинович Плеханов? Как можно-о? — протянул Свидерский и тут же процитировал в его защиту высказывание одного политика, хотя тоже был покорен научной основой книги Ильина, рассматривающей процесс формирования общественных классов, диалектику развития русского общества.