Сборник представлен четырьмя повестями и тремя рассказами, действие которых разворачивается на берегах Оби и Иртыша, в маленькой уральской деревушке или в шахтерском рабочем поселке, а то и просто в пойме могучей и величавой сибирской реки, именуемой эпически вольно и широко — Рекой. Все это — глухомань, богом забытые и богом преданные уголки азиатского континента, «скифская сторона», как иронически принято величать их в «цивилизованных» слоях общества. Правда, эта «скифская сторона» давно уже заявила о себе КамАЗом и БАМом, Абакан-Тайшетом и Кузбассом, которые сами по себе снимают иронический оттенок с этого определения и наполняют его новым, гордым и монументальным содержанием. Однако внимание автора приковано отнюдь не к этим опорным пунктам Сибирской Державы. Переброска нефтепровода через Обь, строительство моста местного значения через Иртыш; горести и радости далекой таежной шахты, трудовые будни одинокого рыбака — вот какие периферийные проблемы волнуют А. Шушарина. Волнуют ли они читателя? Волнуют. Но, к сожалению, далеко не всегда. И дело тут вовсе не в периферийности изображаемых объектов. Дело в том, как поставлены и как разрешаются эти проблемы в шушаринских повестях и рассказах-миниатюрах, какой суд предлагается героям друг над другом и над самими собой.
Вот первая повесть сборника — «Осетровая яма». Герои ее — водолазы, шестеро отчаянных и малословных сибирских парней, из тех, которые и в огонь, и в воду, не моргнув пойдут. Перед ними поставлена задача большой государственной важности: обеспечить переброску нефтепровода через Обь в трудных условиях немилосердной таежной зимы. Казалось бы, подобная тема дает автору возможность в полный голос заговорить о тысяче волнующих вопросов, связанных с экономической и организационной стороной нашей промышленности. Но нет, эти вопросы мало интересуют А. Шушарина. Сибирские парни работают споро и без помех, они привыкли беспрекословно повиноваться слову «надо», А с доставкой оборудования и организацией труда тоже, вроде бы, все нормально. По крайней мере, никто не ропщет. Правда, однажды у Толи Чернявского, спустившегося под воду, заело клапан скафандра, он без труда мог бы задохнуться, не добравшись до спасительной проруби, но напарники его — ребята справные — не зевают. Вытащили. Обошлось. На том дело и кончилось. А в следующий раз, уже в торжественный день переброски дюкера через подводный канал, труба почему-то не пожелала повиноваться многотонной лебедке, а когда ее подтолкнули тракторами, трос, соединяющий ее с лебедкой, «скрутился петлей и порвался, когда пустили лебедку… Водолазы два дня искали концы», но потом нашли, и угрожающий эпизод опять увенчался счастливым концом. И еще один раз, правда, произошла неувязка в делах, благодаря которой водолаз Женька Кузьмин чуть было не лишился жизни, но говорить о ней не имеет смысла — она так же осталась без последствий.
То же самое и с повестью «Там, где на сопках багульник цветет…» На шахте, в которую, как в невесту, влюблен герой повести техник Коля Аникин, нет элементарных условий труда: в штреках под восстающими не установлены вентиляторы, и крепильщики вынуждены прибегать к дедовским методам и изощренной кустарщине для того, чтобы после работы взрывников откачать с лесов ядовитый газ, опасный для жизни; крепления в штольнях сооружаются из сырых бревен; лебедки в стволах на ладан дышат… Но ведь дышат же! Коля Аникин, полагаясь на это, с оптимизмом эпикурейского философа утверждает:
«…Руда настоящая пойдет — все появится: и лебедки, и крепежник сухой…»
Все будет хорошо… когда-нибудь. А значит, нечего из мухи слона раздувать, и из проблемки проблему делать. Подождем. А пока на солнышке погреемся. Это уже слишком по-русски!
Но, может быть, я слишком категорична. Может быть, А. Шушарина мучают не столько производственные, сколько морально-этические проблемы, которые со времен Кантемира принято считать наиболее злободневными?
Да, этим проблемам в сборнике отводится немало места, но все дело опять-таки в том, какого рода эти проблемы и как формулирует их автор. Я не думаю, чтобы кто-то затруднился в ответе на вопрос, можно ли «брать взятки борзыми щенками» и хорошо ли спать с чужой женой. И тем не менее, многие нравственные вопросы, поставленные в сборнике «Своим судом», не поднимаются выше этого уровня. Судите сами. В повести «Осетровая яма» инспектор из Москвы Борис Самсонович вызывает у водолазов явную антипатию тем, что не гнушается лично и всенародно сделать просьбу о «сувенире — трех — четырех — пяти» килограммах осетрины. Пусть каждому известно, что это нетактично и не достойно руководителя, но и этот банальный факт может послужить точкой опоры для настоящего глубокого социально-психологического конфликта. И конфликт углубляется. Но как? Очень просто! Борис Самсонович окончательно дискредитирует себя в глазах таежников тем, что говорит высокопарные фразы (кстати, о них только вскользь упоминается) и пытается соблазнить ради праздничка какую-нибудь из местных девчонок, за что получает справедливое возмездие — «фонарь во все рыло». На этом конфликт исчерпывается. Наказанный порок в одиночестве отбывает в Москву, а добрые друзья остаются вместе и «хохочут до слез». Если бы в книге не было других повестей и рассказов, можно было бы вывести название сборника из этого прискорбного эпизода, но хохотать до слез, наверное, не очень захотелось бы.