Если Лиюшка, Шурочка, Нюра сдают экзамен на зрелость в обстановке мирного труда рабочего коллектива; то в повести «Звереныш» женский характер проверяется испытаниями военных лет.
Женщина и война. Детство и война. Более несовместимых понятий не может быть, — такова авторская мысль, направляющая развитие сюжета.
Одна из тяжелых примет военного времени — дети, лишенные детства, их раннее повзросление. Прокопьева создает психологически правдивый образ девочки.
Один из лучших эпизодов повести — сцена с литовкой. Лидке сосед сделал литовку по ее росту, и вот она, как взрослая, спешит накосить свой стожок сена для любимицы семьи — Маруськи и ее теленочка. Косит неумело, но с самозабвением, по-хозяйски, как взрослая, а на косьбу с завистью смотрят двое соседских малышей, которые и литовку-то в руках еще не могут удержать.
Подобная сцена традиционна в современной литературе. Достаточно вспомнить роман Ф. Абрамова «Пряслины», где вместе с кормильцем Михаилом впервые выходят на покос, как на праздник, младшие братья и сестры. И тем не менее в повести Прокопьевой строки эти воспринимаются свежо, жизненно. В них отчетливо отражается народная основа характера.
Лейтмотивом проходит в «Звереныше» тема доброты, взаимной помощи. Именно эта взаимная духовная поддержка помогла Лидкиной матери и ее соседкам выстоять в годы войны.
На пути Лидки встречаются и такие, как «счетоводиха», оклеветавшая их, и падкий на солдатских вдов Герасим, отказавший в помощи в трудную минуту, и та «тетенька» из района, которая так больно ранила детскую душу. Но не они определяли течение жизни. Им оказывали противодействие все понимающая многострадальная «мамка», учительница Мария Кондратьевна, соседка Палаша и многие другие.
События в «Звереныше» даются в восприятии Лидки, вместе с тем автор постоянно вносит свои коррективы в оценки действительности. Даны в меру и оправданы характером просторечья, свидетельствующие о знании Прокопьевой народного языка, умении отобрать наиболее необходимые речевые средства.
Менее удачно, к сожалению, использованы возможности жанра. Произведение распадается на дробные эпизоды, зарисовки, сцены, в нем не прослеживается четкого сюжетного стержня, конфликт только намечен.
Обрамление повести обращено в сегодняшний день: редактор радио Лидия Никитична встречается с соседской девочкой Олесей, укравшей в гастрономе сырок для своей собаки — не захотелось пойти домой за деньгами. Она рассказывает свою историю. В конце повести потрясенная Олеся осознает неблаговидность своего поступка. Здесь же и упоминается о матери Лидии Никитичны. Теперь бывший «звереныш» несет своей «мамке» сок манго для коктейля.
Такой назидательный экскурс в современность с моралью, искусственно бьющей в лоб, досадно выпадает из общей ткани повествования. Повесть только выиграла бы, если б она начиналась прямо с рассказа о поденной работе Лидки и ее матери:
«Это была огромная лепешка из навоза, воды и глины. Они ходят по ней кругами — с края до середки и с середки до края. Мать ступает тяжело и плотно, вдавливая ноги в это месиво. Отпечатки ее следов глубокие, с широко растопыренными пальцами. А своих следов Лидка не видит».
В этой бытовой картине все сказано, потому и не нужны прямолинейные параллели между «лепешкой» и соком манго.
Прокопьева пишет, всегда отталкиваясь от конкретного реального факта. Неслучайно эпиграф повести «Под гитару» напоминает скупую газетную информацию:
«В тот день, когда Зубакин появился в этом городе, на седьмом километре по старому сибирскому тракту был убит таксист».
Глава, рассказывающая об этой истории, вносит трагическую ноту во все повествование. Провожая в последний путь своего товарища, шоферы-таксисты сплошным потоком вели свои машины и тихо сигналили. Так предваряется, подготавливается финал, где монтажник Виктор Зубакин падет от руки тех же бандитов.
Но не детективная сторона в первую очередь интересует писательницу, а судьба простого рабочего парня, становление его характера под влиянием коллектива, мотивы поступков.
Что заставило солдата-охранника, рискуя жизнью, спасать Зубакина, увязнувшего в трясине, и бороться за его будущее? Каким чувством руководствовался Зубакин, принимая удар на себя? Почему один из монтажников, не раздумывая, бросился защищать Виктора, а другой смалодушничал и остался в стороне?
В образе солдата Мохова, удержавшего оступившегося парня, в поступках самого Зубакина, сохранившего веру в людей, Прокопьева утверждает торжество человечности как норму всей нашей жизни.
На высокой лирической ноте звучит в повести тема матери. Вот после десятилетней разлуки с домом приходит Зубакин на пустырь, оставшийся от поселка. Всю дорогу мечтал он, как обнимет мать за худенькие плечи и подарит ей шаль. Стайка искривленных березок у материнского дома, память о матери, ушедшей из жизни, так и не дождавшись единственного сына, — вот что постоянно тревожит совесть Зубакина.
Здесь Прокопьева традиционно обращается к заветной теме — человек и природа. Все эти березки, перелески, поля, ароматы разнотравья — все живое выступает как средство раскрытия внутреннего мира героев.
В последний миг жизни Виктору привиделся солнечный день,
«как идут они с Моховым по цветистому прилужью Тобола, как вдруг широко открывается вид на взгорок, на розовую кипень цветущего сада. А навстречу бегут маленькая светловолосая девочка и большая серая собака. У девочки круглые синие глаза. Она бежит по лугу, по белым ромашкам и звонко смеется».
Этот солнечный мир у Виктора отняли именно в тот момент, когда он только начал новую жизнь. Такой трагический финал действенно раскрывает авторскую мысль.
Последнюю книгу повестей Прокопьева назвала «Белая мель». Значит, по мысли автора, повесть, давшая заглавие сборнику, является определяющей в чем-то главном, несущей новый заряд. Посмотрим, так ли это?
Герой повести Петунин реагировал на трагическое известие о каменщике Веревкине, получившем серьезную травму. Первая мысль «сколько же у них детей?» долго не задержалась в его сознании. Он стал в свое оправдание утомительно думать о том, как разбирать причину аварии, как объясняться с женой Веревкина. Характерно, что и друг Петунина Спирин, о котором сообщается (именно сообщается, не больше) как о перспективном мастере-рационализаторе, очень хладнокровно бросает в утешение: «Травма? Ну, так и что, такая наша работа…» И ни слова о человеке. Ни слова о самом деле. Все воспринимается с точки зрения собственного благополучия. В тридцать лет — такое равнодушие, такая усталость от жизни!
Забвение друзья находят в ресторане. Именно здесь-то, в папиросном дыму, Петунин приходит к оправдывающей себя мысли: «Есть простые сизари».
Да, он звезд с неба не хватает, хотя когда-то и претендовал на нечто исключительное, когда-то подавал большие надежды. Правда, в конце книги автор намечает какие-то душевные сдвиги у Петунина, но в них трудно верится.
Посмотрим, как герой ведет себя по отношению к женщине (традиционная черта всей нашей литературы, своеобразный нравственный критерий). И здесь — то же самое. Он оправдывает только себя.
Вот Петунин с любящей его женщиной Юлей на озере, в воскресный день. Смотрит на Юлю холодным изучающим взглядом, сопоставляет с прежней женой:
«Я — идиот, я приехал с ней на охоту, а думаю о Елене. Когда я думаю о Елене, я не могу прикоснуться к этой… Чепуха какая, я не могу от нее освободиться. Я не могу забыть ту… Елена, эта красивее тебя, но я не могу от тебя освободиться… Неужели так будет всегда?»
И далее, насладившись приготовленными Юлией утками в опятном соусе, снова оценивающе, но уже мягче (повлиял сытный ужин с коньяком):
«посмотрел на Юлю, высокую, стройную в спортивном синем костюме и остался доволен».
Что это? Откуда такой цинизм: «та», «эта», «ту», «эту»? Допустим, Петунин не любит Юлю. Но о любимой, покинувшей его Елене, он ведь тоже вспоминает не иначе как: «Не могу забыть ту».
Интересен такой факт. В механическом цехе Челябинского трубопрокатного завода состоялась читательская конференция по книге Прокопьевой «Белая мель». Рабочие очень точно уловили и отвергли беду Петунина: его половинчатость, эгоистичность. Они осудили Петунина за пассивность по отношению к жизни, к работе.