Борис Тэрнитэ-Князев,
журналист
УТРЕННЯЯ СМЕНА
Стихотворение
Полчаса до подвига осталось…
Лица так внимательно тихи,
И, сгоняя дрему и усталость,
В цех вплывают песни и стихи.
Я в своем родном Магнитогорске
Вновь хожу в две смены на завод.
Не нужны
ни сцена,
ни подмостки,
Если в цех
поэзия идет.
Чувствую себя
в своей
бригаде.
От вопросов я не ухожу,
И ответы в каждом добром взгляде
На свои вопросы нахожу.
Значит, ночь бессонная поэта,
В строчки выливаясь и искрясь,
Приближала музыку рассвета,
В душах земляков отозвалась.
Бейся, сердце, в ритме неизменном,
Лейся, солнце,
вдоль стальных цехов!
Я хочу,
чтоб утренняя смена
Начиналась
с песен и стихов.
Александр Павлов
СТИХИ
1950 года рождения. Член Союза советских писателей. Студент литературного института имени М. Горького. Работал вальцовщиком в листопрокатном цехе. Ныне руководит литературным объединением Магнитогорского металлургического комбината «Магнит».
В 1976 году в издательстве «Современник» вышла первая книга поэта — «Предгорья», отмеченная областной комсомольской премией «Орленок».
БРОНЯ КРЕПКА…
Я говорить и сетовать устал.
Не время ли взглянуть на дело шире?
Пора бы танк загнать на пьедестал —
наш легендарный Т-34.
Замешана на крови и поту,
его броня прошла огонь и воду.
В краях далеких делала погоду
и доказала нашу правоту!
Броня… О ней так мало говорят,
хотя она вознесена по свету.
Не об нее ли плющился снаряд,
увенчанный хваленой рурской метой.
Он плющился о руки горновых,
о плечи опаленных сталеваров.
Он рушился о павших и живых,
о юных, молодых, почтенных, старых.
Мы за железом разглядеть должны
могучий строй,
торжественный и трудный,
что в грохоте военной тишины
шел в бой у колыбели многотрубной.
Ужели места не найти ему
на площади, акацией увитой,
не корпусу, а только одному,
простому танку, видевшему битвы.
Прошел бы мимо смирный мальчуган,
а танк ему о прошлом бы поведал.
Про то, как был смертельный ураган,
про тех, кто рядом выковал победу.
Прошел бы мимо ветеран любой —
он позабыл бы тотчас про седины.
Он вспомнил бы и тот, и этот бой,
про тыл и фронт,
про тот кулак единый.
Она жила бы, грозная броня,
за всех живых и павших,
и сквозь годы
набатом бы врезалась в тело дня,
в себя вобрав великие невзгоды.
Не может быть, чтоб к родине своей
он из похода не сумел добраться.
Ведь даже стаи наших журавлей
к гнезду родному по весне стремятся.
Тот старый танк, наверное, устал…
Но верно: день придет, и у завода
он тяжело взойдет на пьедестал,
взвалив на плечи прожитые годы.
* * *
Есть города большие
(как не быть!),
одетые в булыжную кондовость.
Есть города — их можно позабыть,
хотя собою представляют новость.
Но есть такие в мире города,
что врезаны твоей судьбою в сердце.
От них ты не уедешь никуда,
в какой бы дальний поезд ни уселся.
Твой город по-особому знаком —
до камушка, до трещины в асфальте.
Его отыщешь вдалеке на карте —
и сразу к горлу подступает ком.
Ну как ты там,
мой добрый городок?
Каким кварталом новым зацепился
за степь, в которой парился и дрог,
где первою палаткой засветился?
— Лицом к лицу лица не увидать, —
сказал поэт. — Со стороны виднее.
Мне вдалеке и сил не занимать,
приду к тебе — и становлюсь слабее.
Так в материнском доме дорогом,
пройдя огни и воды, станешь слабым.
На то, видать, и существует дом,
чтоб сил набравшись — снова по ухабам!
Есть города большие, как моря,
нас большаки уводят к ним и реки.
Но есть такие — звездами горят
и с детством прорастают в человеке.
Таков и ты, неброский и степной,
с привычным сердцу деловым укладом.
Где б ни был я —
ты всюду будешь рядом
в карагачах и кленах, город мой.
ЕЖОВКА