Однажды начальник мартеновского цеха пожаловался директору на пожилого сталеплавильщика:
— Старый стал, неповоротливый.
Всегда спокойный и умевший владеть собой, Носов взорвался:
— Выгнать предлагаете? Быстроногих надо? Забыли, как этот мастер в горячую печь лез, чтобы свод залечить?
И, взяв себя в руки, продолжал с иронией:
— В одном вы, безусловно, правы: бегать ему тяжело. Что ж, давайте посадим его в кабинет начальника цеха — пусть оттуда дает советы командирам.
Искусство воспитания сложно и многообразно. Управляя коллективом — большим или маленьким, — руководитель сам все время учится у этого коллектива, воспринимает его опыт, его традиции, лучшие черты рабочего класса. Такова диалектика становления любого руководителя в советском обществе.
В производственном коллективе теснее всего связан с людьми мастер. И если он нарушит эту связь, оторвется от товарищей по труду, поставит себя над ними, — пострадает и работа, и он сам. Хорошо, если товарищи вовремя ему на это укажут.
Как-то в бытность мою секретарем Магнитогорского горкома партии зашел ко мне секретарь партийной организации доменного цеха и рассказал, что на собрании коммунистов будет разбираться персональное дело Д. Я удивился и встревожился: все время хвалили Д. как одного из передовиков, поощряли как изобретателя и рационализатора, в партию недавно приняли… Что он там натворил?
Оказалось, зазнался человек. Начал грубить, покрикивать на подчиненных. Перестал посещать семинар по экономике. Хотели с ним поговорить на собрании партгруппы — не явился.
Вот и решили обсудить его поведение на открытом партийном собрании.
Был я на том собрании. Здесь и те, кого Д. учил, воспитывал, приобщал к техническому творчеству. Он, должно быть, надеялся, что они-то вспомнят о его заслугах. Но говорили о другом — об ошибках, промахах, зазнайстве, фактах пренебрежительного отношения к дельным советам товарищей по труду.
Признаться, боялся я за него: человек молодой, самолюбивый, поймет ли суть рабочей педагогики? Сумеет ли переломить себя, оценить прямоту и искренность того же мастера Алексея Леонтьевича Шатилина, который с горечью говорил Д. на собрании:
— Многому учили тебя… Но вот откуда в тебе высокомерие и грубость — ума не приложу.
Но молодой специалист все понял правильно. Когда предоставили ему слово, сказал:
— Спасибо за урок. Можете поверить — исправлюсь. Работой это докажу…
Доменщики вздохнули с облегчением.
Д. вскоре возглавил в цехе школу передового опыта, взялся за подготовку новых учеников. Он был награжден орденом. Как одного из лучших специалистов, Д. направили на строительство металлургического комбината в Бхилаи, а по возвращении из Индии доверили руководство большим производственным коллективом.
Вспоминаю своего первого наставника — мастера сталеплавильного цеха Магнитогорского металлургического комбината имени В. И. Ленина Михаила Васильевича Грудева. Внешне он чем-то напоминал мастера Прокопьича из сказа П. П. Бажова «Каменный цветок». Но только внешне. В отличие от бажовского мастера, который учил вначале «шибко худо», «с рывка да с тычка», мой наставник, кажется, в любом из нас, вчерашних деревенских подростках, видел талант будущего Данилы-мастера.
Попадая в непривычную обстановку мартеновского цеха, подростки робели, старались держаться подальше от огня. Михаил Васильевич ни разу не позволил себе, пошутить по этому поводу. Понимал: и со взрослыми такое случается. Пройдет время, станут ребята настоящими металлургами, откроют для себя неповторимую красоту горячего металла. А пока надо просто помочь им освоиться в цехе. Подзовет поближе к печи, скажет:
— Ну, ребята, машинную заправку мартена по книжкам и плакатам вы уже проходили, со временем освоите ее и на практике. А вот если вам доведется вручную заправлять, — в нашем деле и такое бывает, — смотрите, как это делается…
Бывалые сталевары, любуясь его точными, выверенными движениями, говорили: «Виртуоз!» А нам, подросткам, хотелось одного: вот бы мне так научиться!
Мастеру того и надо. Передаст лопату одному из нас: «Ну-ка, попробуй сам!»
Проходило время, накапливались навыки, производственный опыт, и наступал самый решающий экзамен. Каждый из нас ждал этого дня, а приходил он всегда как-то неожиданно. Вдруг подойдет к подручному наш Михаил Васильевич и таким обычным, тихим голосом спросит:
— Ты без меня сегодня сваришь плавку по заказу?
На какое-то мгновение растеряешься — вот он, экзамен! Но виду стараешься не подавать.
— Так ведь отвечает за плавку сталевар…
— Ты и будешь сегодня сталеваром.
Как ответить мастеру? Сам понимаешь, что в чем-то еще слабоват, но волнение уже уступает место радости и гордости: «Доверяет!»
— Ты не один будешь у мартена, рядом — товарищи, да и я тоже.
Сколько лет прошло, а я и сейчас не перестаю удивляться, как ему удавалось разговаривать с нами, не повышая голоса даже в грохочущем цехе…
Мы уважали Михаила Васильевича за его преданность делу, за то, что с нами, молодыми рабочими, он держался как с равными, всегда точно знал, где нужно «власть употребить», а где просто поддержать добрым словом, советом, показом. Михаил Васильевич не смог в свое время получить специального образования, но много читал, любил книги, память у него была отличная. С особым уважением относился к учебникам, литературе по металлургии: «Толковые книги. Это тебе в работе пригодится!»
Наше поколение росло в трудное время. Надо было обязательно совмещать учебу с работой. Мы приходили в цех, лихо засунув под ремень пачку тетрадей и книг. После смены прямо с комбината шли на занятия: кто в школу, кто на курсы.
Меня Михаил Васильевич довел до подручного сталевара, радовался, когда я решил поступить в институт. Знал, конечно, что ему же хлопот прибавится, со временем опять придется новичка учить: в те времена дипломированные инженеры сталеварами еще не работали. Но по-государственному смотрел на дело: комбинату нужны были специалисты, а для старого металлурга интересы предприятия были превыше всего.
Мне повезло: в жизни часто приходится встречаться, вместе работать с замечательными людьми, которые обогащали меня и душевно, и профессиональным опытом и вообще учили уму-разуму. Как это пригодилось потом, когда я и сам стал руководителем — начальником цеха, секретарем горкома партии, директором завода.
О некоторых хочется рассказать подробнее.
Вот Петр Васильевич Корнилов. В мальчишеские годы пас коней у местных богачей в Каширском уезде Московской губернии. Революция круто изменила его жизнь.
Мне пришлось встречаться с этим человеком, уже будучи секретарем горкома партии, и каждая встреча чем-то обогащала. Интересная у него жизнь, поучительная. О таких Аркадий Гайдар говорил: обыкновенная биография в необыкновенное время.
Вот несколько эпизодов из жизни П. В. Корнилова, которые я узнал, прочитав о нем очерк в «Правде».
Стал бывший пастух Петр Корнилов бойцом-чоновцем, вступил в комсомол. Учился, не расставаясь с оружием. Вечерами при свете коптилки читал Маркса и Ленина, Пушкина и Горького.
Петр Корнилов не был делегатом III съезда РКСМ — 2 октября 1920 года его комсомольский стаж равнялся лишь шести месяцам и двенадцати дням. Но он был бойцом-чоновцем и стоял на посту у дверей зала съезда.
Комсомолец Корнилов слушал речь Владимира Ильича, и каждое ленинское слово, будто зерно, западало в крестьянскую душу. Хотелось немедленно взяться за дело — пахать землю на невиданной машине — тракторе, строить чудо-заводы, чтобы скорее стала Советская страна сильной и богатой.
В 1926 году стал кандидатом, а затем и членом партии. Коллективизацию встретил заместителем председателя Жилевского волисполкома Каширского уезда.