ПАМЯТЬ ПОКОЛЕНИЙ
Наш собеседник — член-корреспондент Академии художеств СССР, заслуженный художник РСФСР Лев Головницкий
Вот уже более двух десятилетий стоит он в центре Челябинска в упрямой мальчишеской позе, скрученный веревками, но не побежденный. Почти детские припухлые губы, сердито насупленные брови, до предела напряженные мускулы, проступающие даже через шинель не по росту. Все его юное существо вряд ли физически ощущает близость смертного часа, но по опыту он уже знает: враг беспощаден, а он, Орленок революции, все равно не сдастся. И не унять гордости в сердце: уж если такие подростки не склоняют головы перед врагами, — народ, породивший их, непобедим. «У власти орлиной орлят миллионы, и нами гордится страна…»
Вспомнилось, как трогательно и драматично рассказал о своей встрече с этим мальчишкой на Алом поле очеркист Александр Мурзин в книжке «В чьи паруса ветер». Он впервые увидел его ранним утром, когда, возможно, от ночной росы или дождя лицо парнишки было мокрым, в глазах, вот-вот готовые сорваться, дрожали крупные капли.
«Мне стало вдруг на минуту по-настоящему тревожно от какого-то ожидания. Хотелось почему-то крикнуть, кого-то остановить. Почудилось: сейчас, прямо среди большого города, сухо треснет залп — и мальчонка с мокрым лицом упадет с каменистой скалы-пьедестала в мокрую траву. Ведь расстрелы всегда гремят на рассвете.
Но взошло солнце и согнало с памятника ночную сырость… Люди просыпаются позже. Они не должны видеть, как по утрам плачет мальчишка…»
«Лети на станицу, родимой расскажешь, как сына вели на расстрел…» Сколько раз слышано, а видишь впервые. Редкий случай ошеломляющей достоверности, слитности скульптурного образа с песней, близкой каждому с детства! Обо всем этом ведем диалог с заслуженным художником РСФСР Л. Н. Головницким.
— Лев Николаевич, ваш «Орленок» стал символическим образом молодого поколения бойцов революции. Не случайно эта работа удостоена премии Ленинского комсомола. Тема комсомольского подвига, отважной юности в вашем творчестве, думается, не случайна? Вспомним хотя бы скульптурный портрет «Павка Корчагин», монумент «Первая палатка» — памятник-ансамбль первостроителям Магнитогорска, в какой-то мере, по-моему, и скульптурная композиция «Межи перепаханы…».
— Если говорить о «Павке Корчагине», эта работа была продолжением самых ранних творческих увлечений. Еще при окончании художественного училища темой своей дипломной работы я избрал образ Николая Островского. Потом появился новый вариант скульптуры, который демонстрировался на республиканской художественной выставке в Москве…
— А «Павку Корчагина» жена писателя Раиса Порфирьевна Островская назвала одной из лучших работ, посвященных автору «Как закалялась сталь». Кажется, так?
— Да, по ее просьбе скульптурный портрет выставлен в музее-квартире Островского в Москве.
— Причем «достоверность» того же «Орленка» художественному образу, созданному песней, характерна и для «Павки Корчагина». Он у вас именно таков, каким вошел в наше воображение из щи поры, когда юным конармейцем, в буденовке, размахивая шашкой, мчался на врага, самозабвенно сливая свое упоение атакой с единым порывом неудержимой лавины: «Дае-е-ешь!…» Скажите, откуда приходит к художнику такая, если можно сказать, «биографичность» образа, соответствие его тем или иным литературно-историческим персонажам? Существуют ли какие-то непосредственные поводы, дающие толчок творческому замыслу?
— Непосредственный повод — это, наверное, вся предшествующая жизнь, осмысление увиденного и познанного. Без этого неоткуда «получиться» художнику. Глубоко, например, убежден, что весь смысл дальнейшей жизни и творческой деятельности человека определяет его детство. Оно — как аккумулятор, в нем важна сила заряда.
Я родился и вырос в рабочей семье, отец был машинистом паровоза. На всю жизнь запомнил то утро, когда, вернувшись из поездки, он вынул из железного чемоданчика и положил на стол бережно завернутую книгу. Это была «Как закалялась сталь». Подумалось, что она из технических. В то утро отец не лег спать, сел читать. Вечером книгу взяла мать, утром — старший брат. Потом она пошла по рукам рабочих: приносили, снова брали. Я рассматривал портрет автора. Худое, мужественное лицо, необычные глаза, которые, казалось, больше слышат, чем видят. Орден Ленина у сердца на гимнастерке.