Утром, едва продрав глаза, Степан вспомнил, как провожал Алену, как она улыбалась ему на прощанье, а в глазах искорки мерцали.
Отстоял смену у станка, вытачивая одну деталь за другой, невидяще смотрел на темно-сизую вьющуюся стружку, машинально складывал готовые светлые детали в горку и терзался из-за того, что вчера свалял дурака. Ему же непременно надо увидеть Алену сегодня. Ломал голову, какой найти выход, как все поправить. Пойти к ней домой? Сам оконфузишься и Алену подведешь. Нельзя переступать обычай. К девушке домой наведываться не возбраняется лишь тогда, когда дело пахнет свадьбой. А у него с Аленой и была-то всего одна нечаянная встреча.
Со взъерошенными чувствами Мелентьев сдал контролеру детали, закрыл наряд и побрел домой. На худой конец, пойдет в горсад на танцы, авось, и Алена догадается туда прийти. У проходной его поджидал Зотов. Степан шагал крупно, и Гошка не поспевал за ним. Взмолился:
— Вот расшагался обормот! У меня штаны трещат!
— На танцы пойдем? — огорошил его Мелентьев, останавливаясь. Гошка глаза округлил:
— Ты?! На танцы?!
— Я. На танцы.
— Ну, Степан, ну, Степан, — удивился Зотов. — Отколол! Такую дивчину с первого раза сразил и сам намертво готов.
— Говори, что знаешь!
— Так и быть! Давеча Головинцеву встретил. Иду, понимаешь, задумался, что-то на стихи потянуло. Слышу, вроде кто кличет меня. Поднял очи — ба! Алена. Ну тары-бары, слово за слово, обо всем и ни о чем. Только вижу — мнется, что-то хочет сказать и стесняется. Я, конечно, сразу допер, в чем дело, и так это издалека о тебе речь завожу.
— Покороче можешь?
— Могу. Приглашала на танцы. Я ей говорю — какие танцы? У него к ним фамильное отвращение.
Вечером на танцевальную площадку густо повалила молодежь. Степан нашел Алену в соседстве все того же Сеньки Бекетова. Тот опять зло сощурил глаза. А Степану хоть бы что — щурь их сколько влезет, можешь хоть на бровях ходить.
Танцевать они сегодня и не пытались. Алена безропотно подчинилась Степану, непривычно чувствуя, что это ей даже нравится. Степан просунул свою ручищу под теплый и нежный ее локоток и повел девушку по аллее. Свернул на тропку, которая продиралась сквозь заросли акации. Вышли на берег спящего пруда. Степан обнял Алену за плечи, тихонечко, боясь обидеть ненароком, притянул к себе. Она не оттолкнула его, а только спросила:
— У вас с Бекетом было что-то?
Степан подивился — откуда знает? Неужели Семен трепанулся? Нет, это ему не выгодно. Может, Гошка?
— Что молчишь?
— Всякое было, — наконец отозвался он. — Но откуда ты-то знаешь?
— Догадалась.
— Ревнует, — улыбнулся Степан.
— Да какой он кавалер? — отмахнулась Алена. — Малахольный приставала, его девчонки всерьез не принимают. Балабол.
Мелентьев к Семену никаких чувств не питал — ни дружеских, ни враждебных. Вполне мог прожить без Сеньки и, пожалуй, было бы лучше, если бы их дороги не пересекались. Но это от них не зависело.
Семен фрезеровал в инструментальном цехе, Степан токарил в механическом. Цехи прижимались друг к другу боками. Семен частенько забегал в механический, кореши у него тут водились. А потом зачастил и по другой причине — приметил нормировщицу, толстушку Нинку Ахмину и принялся ее обхаживать. Она поначалу таяла от его внимания: Сенька парень видный, одна шевелюра чего стоит — русая и завитая, как у молоденького барашка.
Однажды, кончив смену, Степан убрал стружку, обтер станок, сдал детали. Блаженное состояние охватило его — норму одолел, контролер к деталям не придрался, в теле приятная усталость, а впереди целый свободный вечер. Не жизнь, а красотища!
Возле широких входных дверей, и справа и слева, имелись глухие закутки, куда прятали лопаты, метлы и всякую мелочь, чтобы не мешалась под ногами. Степан уже подходил к двери, когда услышал в правом закутке возню и слабый женский вскрик, а затем звук пощечины.
Творилось неладное: Бекетов припер Нинку Ахмину к стене.
— Сеня, друг, убирайся-ка ты отседова поскорее! Слышь?
Разгоряченный Бекетов даже не оглянулся. Тогда Степан схватил его за шиворот, оторвал от Ахминой и пустил винтом к воротам. Сенька летел, кувыркаясь, как акробат, и приземлился у самой калитки. Вскочил разъяренный, схватил подвернувшуюся под руку железяку и двинулся на Мелентьева на полусогнутых, широко расставленных ногах, медленно, упрямо, зло. Степан спокойно ждал, что будет дальше. Нинка убежала. Спокойствие Мелентьева охладило пыл Семена. Он бросил железяку в угол, вытер кулаком под носом, пообещал: