В то время, когда звено Макарова пикировало на переправу, Петраков находился в расположении той пехотной дивизии, на участке которой и была переправа. Петраков видел, как летчики, не нарушая строя самолетов, разом свалили их в пике.
— Что делают, прохвосты! — возмутился он.
— А что, здорово! Такая сила как трахнет! — заметил малосведущий в делах авиации лейтенант, сопровождавший Петракова по участку.
— Не воюют, а лихачеством развлекаются, — вынес окончательный приговор Петраков, не обратив внимания на восторженное замечание лейтенанта. Все, за чем Петраков приехал в дивизию, перестало его интересовать. Громовой взрыв на месте переправы будто подтолкнул Петракова, и он заторопился в штаб, чтобы первым доложить командующему об из ряда вон выходящем случае. Он подгонял шофера скрипящей всеми суставами «эмки», не переставал думать: «До чего распустились! Что захотят, то и вытворяют. А может, указания какие-то есть? Да нет, я бы знал. Самовольничают, конечно. И ведущим, наверное, был сам Лунев. Иначе кто бы другой мог осмелиться».
Командующего Петраков на месте не застал. Он тоже целыми днями пропадал то в авиаполках, то у наземников, то в штабе фронта. Появился он во второй половине дня. Предупредив адъютанта, что будет занят, Мерцалов уселся за изучение сводки боевых действий авиации на всем Юго-Западном фронте за вчерашний день. Положение рисовалось не из легких. Полки бомбардировщиков и истребителей редели, теряли боеспособность. Превосходство в воздухе оставалось на стороне врага.
Как ни торопился Петраков, первым доложить командующему о случившемся, он опоздал. Его опередил командир дивизии генерал Сухотин, связавшийся с Мерцаловым по телефону, В пределах допустимого по телефону разговора Сухотин выразил признательность за выручку дивизии. И уже на иносказательном языке добавил:
— Посланные вами три корзины огурцов получили полным весом. Огурцы подоспели вовремя и оказались в середине стола.
— Очень рад, что овощи пришлись вам по вкусу, — улыбаясь наивности шифра, отозвался Мерцалов…
В приемной послышались приглушенные голоса. Вслед за чтим в кабинет вошел адъютант, доложил:
— К вам подполковник Петраков, товарищ генерал.
Погруженный в мысли о сводке, Мерцалов вопросительно посмотрел на адъютанта.
— Говорят, срочное что-то, — пожал тот плечами.
— Пусть войдет, — разрешил генерал.
Адъютант вышел. В дверь просунулась голова Петракова.
— Разрешите, товарищ командующий?
— Входите. Что у вас?
— Считаю своим долгом, товарищ командующий, доложить, что в дни, когда Родина переживает…
— Короче, товарищ подполковник.
— Будучи сегодня в дивизии генерала товарища Сухотина, я лично видел нетерпимое лихачество летчиков полка Лунева. Они, товарищ командующий, пикировали на переправу не по одному, как положено, а всем звеном. Явное превышение своих прав Луневым.
Мерцалов был озадачен. Лунева он знал, верил в него и был убежден, что тот не допустит необдуманного шага. Но он не мог отмахнуться и от сообщения Петракова. Сам факт пикирования звеном не вызывал у него удивления и в то же время заставлял думать: почему это произошло неожиданно, без его ведома?
— Лейчук! — позвал Мерцалов адъютанта, отпустив Петракова.
— Слушаю вас, товарищ генерал!
— Ко мне капитана Торгачева. Минут через десять пригласи начальника штаба. А завтра к девяти ноль-ноль приготовить У-2. Все!
— Товарищ генерал-майор, капитан Торгачев явился по вашему приказанию!
— Вы направляетесь, товарищ капитан, в дивизию генерала Сухотина. Ваша задача: как можно больше собрать сведений о сегодняшней бомбежке на их участке. По возможности лично обследовать, хотя бы визуально, оба берега реки и определить степень поражения самолетами, доложить мне.
Лунев только поздно вечером смог связаться по телефону с командующим.
— А, девятый, — узнав Лунева, заговорил Мерцалов. — Ты что же там переполох устраиваешь, людей возмущаешь?
— Не понял, товарищ четвертый.
— Ах, не понял? Жалуются тут на тебя. Говорят, не по правилам воюешь.
— Так вот я и хотел доложить…
— Опоздал, брат! Уже доложили. Но об этом завтра.
— Я долго добивался связи…