Командующего Петраков на месте не застал. Он тоже целыми днями пропадал то в авиаполках, то у наземников, то в штабе фронта. Появился он во второй половине дня. Предупредив адъютанта, что будет занят, Мерцалов уселся за изучение сводки боевых действий авиации на всем Юго-Западном фронте за вчерашний день. Положение рисовалось не из легких. Полки бомбардировщиков и истребителей редели, теряли боеспособность. Превосходство в воздухе оставалось на стороне врага.
Как ни торопился Петраков, первым доложить командующему о случившемся, он опоздал. Его опередил командир дивизии генерал Сухотин, связавшийся с Мерцаловым по телефону, В пределах допустимого по телефону разговора Сухотин выразил признательность за выручку дивизии. И уже на иносказательном языке добавил:
— Посланные вами три корзины огурцов получили полным весом. Огурцы подоспели вовремя и оказались в середине стола.
— Очень рад, что овощи пришлись вам по вкусу, — улыбаясь наивности шифра, отозвался Мерцалов…
В приемной послышались приглушенные голоса. Вслед за чтим в кабинет вошел адъютант, доложил:
— К вам подполковник Петраков, товарищ генерал.
Погруженный в мысли о сводке, Мерцалов вопросительно посмотрел на адъютанта.
— Говорят, срочное что-то, — пожал тот плечами.
— Пусть войдет, — разрешил генерал.
Адъютант вышел. В дверь просунулась голова Петракова.
— Разрешите, товарищ командующий?
— Входите. Что у вас?
— Считаю своим долгом, товарищ командующий, доложить, что в дни, когда Родина переживает…
— Короче, товарищ подполковник.
— Будучи сегодня в дивизии генерала товарища Сухотина, я лично видел нетерпимое лихачество летчиков полка Лунева. Они, товарищ командующий, пикировали на переправу не по одному, как положено, а всем звеном. Явное превышение своих прав Луневым.
Мерцалов был озадачен. Лунева он знал, верил в него и был убежден, что тот не допустит необдуманного шага. Но он не мог отмахнуться и от сообщения Петракова. Сам факт пикирования звеном не вызывал у него удивления и в то же время заставлял думать: почему это произошло неожиданно, без его ведома?
— Лейчук! — позвал Мерцалов адъютанта, отпустив Петракова.
— Слушаю вас, товарищ генерал!
— Ко мне капитана Торгачева. Минут через десять пригласи начальника штаба. А завтра к девяти ноль-ноль приготовить У-2. Все!
— Товарищ генерал-майор, капитан Торгачев явился по вашему приказанию!
— Вы направляетесь, товарищ капитан, в дивизию генерала Сухотина. Ваша задача: как можно больше собрать сведений о сегодняшней бомбежке на их участке. По возможности лично обследовать, хотя бы визуально, оба берега реки и определить степень поражения самолетами, доложить мне.
Лунев только поздно вечером смог связаться по телефону с командующим.
— А, девятый, — узнав Лунева, заговорил Мерцалов. — Ты что же там переполох устраиваешь, людей возмущаешь?
— Не понял, товарищ четвертый.
— Ах, не понял? Жалуются тут на тебя. Говорят, не по правилам воюешь.
— Так вот я и хотел доложить…
— Опоздал, брат! Уже доложили. Но об этом завтра.
— Я долго добивался связи…
— Завтра буду у вас. А сейчас извиняй, не могу. Все!
Лунев в раздумье положил трубку. Разговора, на который он настроился, не получилось. Отношение командующего к совершившемуся факту осталось неизвестным. Напрашивался вопрос, что делать завтра до прибытия командующего? Продолжать начатое дело или отказаться от него? Убедив себя, что утро вечера мудренее, Лунев уселся за составление донесения на имя командующего. Надо было обосновать преимущество, возможность и необходимость применения массированного пикирования вместо одиночного.
Утром Луневу доложили, что из штаба армии в полк вылетел командующий. Когда время полета подходило к концу, из КП вышли Лунев, Овсий и Вороненко. Не делая обычного круга над аэродромом, Мерцалов, как летел, так прямо с ходу пошел на посадку. Как на автомобиле, он лихо подкатил к самому КП, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и выключил мотор. Молодцевато выбрался из кабины, спрыгнул с крыла самолета на землю, не застегивая распахнутой летной куртки, без фуражки, остававшейся в кабине, пошел навстречу спешившему к нему Луневу.
— Подожди, майор, — остановил он Лунева, сделавшего попытку доложить по форме. — У нас не так много времени и не будем его терять.
Он обменялся со всеми рукопожатием, отпустил Овсия и Вороненко заниматься своими делами, а сам с Луневым пошел к примеченному им крохотному островку зелени среди пожухлого разнотравья. Генерал первым опустился на зеленую травку, еще хранившую запах утренней свежести.
— Садись, Максим Петрович! Садись и выкладывай, что и как тут у тебя? А чтобы ты не ходил вокруг да около, сразу скажу тебе, что вчерашняя ваша бомбежка переправы была эффективной, — подбодрил генерал Лунева.
Лунев рассказал все как было: и то, что он, соблюдая формальность, не разрешил Макарову осуществлять своего замысла; и то, что Макаров, уверенный в правильности своих действий, самовольно спикировал, как задумал; и о том, что он, Лунев, после первого вылета разрешил пикировать звеном. Говоря о Макарове и Лозовом, Лунев охарактеризовал их как достойных самой высокой похвалы.
— Я не сомневаюсь, Максим Петрович, в твоих людях. Да, формула боевого летчика сейчас слагается из сочетаний лучших его качеств и высокого понимания нашей общей цели — заслонить Родину от фашистов. Инициативу и настойчивость капитана Макарова одобряю. Но вот что я хотел уточнить: по вчерашним переправам мы собрали донесения от пехоты. И вот что характерно. Во всех трех случаях удар нанесен не только по переправе, но и по противоположному берегу, а на наш берег не упало ни одной бомбы. Что это — совпадение случайностей или результат преднамеренности?
— Это расчет Макарова, товарищ генерал. В своем донесении на ваше имя я указал о нем.
— Хорошо! Донесение я заберу с собой. А Макаров и его люди, думаю, достойны боевых наград.
— Я тоже так считаю, товарищ генерал. Достойны.
— Тогда распорядись, чтобы не тянули с оформлением документов.
Лунев вдруг поднялся на ноги, озабоченно прислушался.
— Идут!
С запада нарастал ровный гул моторов. Наконец появились и сами самолеты. Возвращение самолетов в полном составе всегда доставляло радость всем оставшимся на земле и приводило в уныние, когда в строю оставалось незанятое место.
— Кто? Откуда? — спросил Мерцалов, тоже довольный возвращением всего звена.
— Макаров, товарищ генерал, — с переправы на Скулянах.
— Жаль, не могу с ним поговорить. Пора возвращаться, — вставая с земли, проговорил генерал. — Еще одно дело, Максим Петрович. Для разведывательных полетов в тыл противника мне нужен от тебя надежный экипаж АР-2. Подбери, отдай приказом. Без моего указания, кроме как в разведку, самолет никуда не посылай. Вылет может быть завтра. Самолет соответственно подготовить. Обратить внимание на состояние вооружения и фотоаппаратуры. Вот и все. Макарову и его орлам передай мою благодарность.
— Вопрос можно, товарищ генерал?
— Слушаю.
— Прошу разрешить мне вылет на переправу и самому испытать вариант Макарова.
Мерцалов остановился, обернулся в сторону посадочного поля, где Макаров, выравнивая самолет, готовил его к приземлению. С профессиональным, никогда не угасающим у летчика интересом, Мерцалов проследил за посадкой и только потом ответил Луневу.
— Не старайся казаться наивным, Максим Петрович. Будто ты не летаешь и без моего разрешения, когда это кажется тебе необходимым. Я тебя понимаю. Но злоупотреблять моим доверием не советую. Твои полеты не меньше будут нужны и после войны. Ну, а вылет разрешаю. Просьба убедительная. Потом доложишь.