— А, Витек? — весело спросил Николай, победно глядя сверху на сынишку.
— Че, пап?
— Да ничего! Па-ста-ра-нись!
— Катать?
— Сейчас покатим.
«Сад — это хорошо», — думал Николай, сбрасывая сверху жердины и горбылины. У Тимки не хватило терпения отцово дело продолжить, поддержать, от ульев в саду только столбики-ножки, наверное, и можно отыскать в лебеде, а он нашел бы время. И как хорошо — среди зелени… Из бани без штанов можно ходить!
Наклоняясь за палками, Николай опирался одной рукой, отставлял ногу и за пять минут устал как за час. Пробил пот. Но до нужных брусков он добрался и с облегчением сбросил их на землю.
— Пап, ты уморился? — спросил Витька.
— Да, Витек, — вздохнул Николай, осторожно спускаясь со штабеля. — Похоже, рановато мы с тобой за дела взялись.
— А-а, — протянул Витька.
— Но уж раз взялся за гуж, не говори, что каши мало ел! — улыбнулся Николай. — Сейчас перекурим и будем пилить.
— Кого перекурим?
— Да это дело!
— А-а…
Николай присел на бревно, и Витька примостился рядом.
Новые переводины выпиливали долго. Сынишка сидел на отмеренном конце бруса, а Николай, отирая пот с лица рукавом, шоркал ножовкой. Покрывшаяся конопушками ржавчины, ходила она туго и дергала полотно туда-сюда. Николай отяжелел сердцем.
«Никакого развода», — определил он, вытащив ножовку из пропила и глянув вдоль зубьев. — И всегда такая была, как только терпения хватало…»
Взглянув на сынишку, он заметил, что тому уже надоело сидеть на одном месте.
— Вот, Витек, запоминай, — сказал громко, — инструмент любит ласку, уход да смазку!
До возвращения жены Николай заложил дрова в каменку, поделал еще кое-какие мелочи.
— Давай-ка, Витек, инструмент к порядку приводить, — сказал он. — Все у нас тут валяется как попало, а мы с тобой теперь мастера. Да, что ли?
— Да-а…
Был вечер. Баня протопилась и была готова. Первым, как всегда, выкупали Витьку, и теперь он, переодетый в чистое, из бани убежал своим ходом. Николай проводил его, взял приготовленное белье и вернулся.
— Ну давай больницу смывать, — сказал Катерине, достирывающей в предбаннике Витькино бельишко.
— Сейчас, веник там распаривается…
Николай разделся в бане, вытащил из тазика веник, встряхнул его и положил на полок, позеленевшую воду выплеснул на пол. И веник, и полы пахли лесом, древесиной — свежо и бодро. Николай слышал, как выплеснула воду Катерина, как подпирала дверь предбанника кочережкой, а потом разделась и в баню вошла уже голой. Теперь она не показалась Николаю равнодушной.
— Ты где будешь? — спросила. — На полке, наверное, удобнее?
— Угу, — отозвался Николай и провел ладонью по вспотевшему лицу.
— Рубец хоть глянуть, — попросила Катерина, и он послушно повернулся к окну. — Ой, как! А я, Коль, думала, где-нибудь сбоку хоть… Больно?
— Да так…
Николай коснулся жены и, ощутив прохладу полного белого тела, потянулся к ней, прильнул, обхватив руками за плечи.
— Коль, может… Давай лучше мыться.
— Погоди… Ты боялась?
— Ага… а ты живой… Ну ты что? Ну Коль…
— Соскучился. А ты?
Ему расхотелось мыться, париться, но Катерина освободилась от его рук, окатила грудь и живот горячей водой.
— Да отвернись хоть, — сказала с укоризной. — Мойся, а то не выпаришься.
Николай вышел в предбанник, постоял под широкой трубой, глубоко вдыхая казавшийся прохладным воздух. «Все хорошо», — сказал он себе, а потом и помылся и, проводив Катерину, маленько попарился. Словно во сне добрел до дома, сбросил на кухне пиджачок и повалился на стоящую там, застеленную старым одеялом койку.
— Вот это да! — выдохнул.
Вот теперь он чувствовал себя дома, в покое и полной безопасности. Витька сидел у окна, играясь чем-то, а от двора слышался голос Катерины, зазывавшей корову из проходившего по улице стада.
«Боялась, — думал Николай бессвязно. — Все хорошо…»
Потом они вместе поужинали, Катерина пропустила через сепаратор молоко, и, растворив окна, они легли спать.
— Ты прохладная, — прошептал Николай, снова дотрагиваясь до жены.
— А ты, Коль, чего-то горячий.
— Это баня…
На перекомиссию он поехал один, опять истомился в очередях, в ожиданиях и на рейсовый автобус благополучно опоздал. Это его как-то не очень тронуло, и до дома он добирался на попутных. Ему даже повезло, только от центрального отделения до Богдановки пришлось прогуляться пешочком.
Он шагал пустынной в эти предвечерние часы дорогой, взглядывал на слабые, бледные посевы пшеницы, на пыльно-бурые придорожные кусты и с тревогой думал о прямо грозящем неурожае.
Дома Витька сразу же известил, что приходил Пашка Микешин.
— И давно он был? — спросил Николай.
— Днем.
— Ну-у, днем. Он же, Витек, работает. Так, может, мимоходом залетал.
— Дядя Паша кайбайн делает. Сам глянь.
Николай помылся, переоделся и только потом спросил:
— А мать наша где?
— Там, — махнул рукой сынишка.
— А ты?
— А я дома, тебя жду.
— Ну-ну, — Николай вздохнул. — Скучно? Или ты не соображаешь?
— Соображаешь, — Витька вздохнул.
Николай привлек его к себе, заправил маечку в трусишки.
— Давай к дяде Паше тогда сходим…
У комбайнов теперь и правда кто-то маячил. Подходя, Николай чувствовал себя даже неловко, но встретили его запросто, и он со всеми перездоровался за руку. Кроме Пашки, были тут Иван Дементьевич Лукин и отслужившие уже в армии, почти одногодки, Санек и Борис.
— Что, автобус уже пришел? — удивился Пашка.
— Давно пришел, я на попутных и то приехал, — сказал Николай.
— Ну вот! А мы тут без часов, как карлы… Сгребай, Санек, ключи! Перекурим — и по домам.
— Для первого дня сойдет, — заметил и Иван Дементьевич.
— Так вы тут уже вроде раньше возились, — сказал Николай.
— На сено снимали.
Санек и Борис принялись собирать инструмент, а они втроем присели на баллон от переднего колеса комбайна.
— Есть сено? — спросил Николай.
— Да откуда, — усмехнулся Пашка. — Рожь косили да немного осинники подбрили. А на буграх давно как на току.
— В восточных районах нынче красота, — сказал Иван Дементьевич. — Целина и с кормами, и с хлебом будет.
— Значит, и мы не пропадем, — заметил Пашка. — Только каждая копейка теперь в рубль перельется.
— Ну а вы что убирать собрались? — спросил Николай с улыбкой, его пока занимал лишь разговор — сидят, беседуют, — а суть как-то не важна была.
— Да и мы тоже: комбайны соберем, а работать на стороне будем… Ты сам-то как?
— Да я-то! — отмахнулся Николай. — На выдержке до сентября, считай. По работе соскучился…
— Тю-у, нашел заботу! Скажи, Катерина деньгу требует.
— Да нет, — Николай пожалел, что так вот, сразу, вылез со своим признанием.
— Это правильно, — рассудил Иван Дементьевич, — без работы с тоски изойдешь.
— Физзарядку делай! — подал голос Санек.
— Да при чем тут зарядка? Тут вообще… От людей же стыдно.
— Кольке некого стыдиться, — словно нехотя проговорил Пашка. — После такой операции радуйся, что хоть живой.
— Нарадовался, — улыбнулся Николай.
— А я бы на больничный сейчас с превеликим, — заявил Санек, оставивший Бориса одного добирать ключи и мелочь всякую под комбайнами. — Кино Самотуев каждый день новые возит. Подруг — завались! И в магазине — тетка родная!