Перед входом в комплекс на низком квадрате постамента стояла скульптура: плечевой торс и голова человека, положившего подбородок на сжатые кулаки скрещенных рук. Грудной клетки не было. В выеме, между локтями рук, служившими опорой, причудливой восьмеркой очертил свой путь электрон, вращаясь вокруг блестящего хромированного шарика-ядра. Человек смотрел на шарик, словно задумавшись над смыслом своего открытия, и лицо его с мощными надбровными дугами и крепкой челюстью было непроницаемо и таинственно.
— Местный скульптор. Работу делали на добровольных общественных началах, — подсказал Васька, — нравится, а?
Пахомов молчал, вглядываясь в фактуру бетона, ржавую и неровную. Да, несомненно, эта техника была не известна ему: мелкие стружки, втопленные в бетон, прокорродировав, создавали ощущение характера твердого и несгибаемого. Он вспомнил лица, врезавшиеся ему в память с детства: пришедшие с войны солдаты, усталые сталевары, сварщики, откинувшие щиток с лица… «В этом что-то есть», — подумал он и пошел дальше.
Помещение вестибюля было свободным, с чистой фактурой цветного бетона на полу и стеклянными дверьми вглубь. Кирпичные стены оставались неоштукатуренными, с прожилками проводки и коммуникаций. Уютный камин с низкими креслами рядом, цветы на тонких стойках — все было просто, тщательно выполнено и элегантно. Собственно, в этом не было ничего принципиально нового. Мебель, разработанная в Баухаузе, еще Гроппиусом, камины, любимые Райтом, глазурованный кирпич финнов. Любопытно, как удалось все это достать, собрать воедино? И заметив его немой вопрос, Васька горделиво подтвердил:
— Моя работа. Я ведь, как-никак, главный в городе. Спецзаказы, дорогой, связи…
«Может, действительно, я зря думаю о нем так», — подумал Савелий и глухо произнес:
— Недурственно. Ну-ну.
Потом они ходили по комплексу, где были толково устроены и дискуссионный бар-зал с низкими столиками, уютной стойкой и подсвеченными электричеством витражами, и дансинг-холл — мечта любителей джаза, с переменным освещением, великолепной акустикой и волнистым деревянным подвесным потолком («Аалто», — отметил про себя Савелий имя знаменитого первооткрывателя этого приема), и микротеатр — зал на двести мест со сценой посредине, где прекрасно воспринималась бы и литературная постановка, и веселый капустник, и спектакль одного актера. Впечатление ненавязчивой уютности усиливалось у Пахомова, но он по профессиональной привычке придирался к деталям, к аляповатой чеканке на стенке, к неудобным креслам, к скрипучим деревянным проступям, ведущим на второй этаж — в художественные студии. Там царил верхний свет, падавший через фонари кровли. Рассеянный и ровный, он идеально соответствовал назначению помещений — живописной, скульптурной мастерской, студии обработки дерева и камня. Странное чувство воскресало в Пахомове, когда он дотрагивался пальцами до стен, ощущая гладкую поверхность великолепного кирпича, отыскивая глазами продуманно устроенную решетку вентиляции («Хорошо бы кондиционер!»); копался в мелочах электропроводки. Внутренне он ликовал от чужой удачи, и ему хотелось дружески похлопать симпатичного Кима по плечу, подтрунить над суетящимся Васькой, но он не делал этого, а только сдержанно хмыкал, находя оставленные строителями следы спешки: незатертые углы, недокрашенные стены, пустые дыры для замков в дверях. «Наверное, и я мог бы не хуже, — думал он, мельком вслушиваясь, как Ким рассказывал ему про образцы чеканки для интерьеров, — и я бы не стал, как Васька, использовать чужой талант и томить ребят на сверхурочных проектах. Мог бы, но…» И тут неожиданно для самого себя сказал:
— А ведь не пойдут парни в ваш клуб, не пойдут.
Улыбающийся Васька, уже доставший откуда-то яркую бутылку коньяка и предвкушающий финальную беседу, осекся на полуслове и вопросительно посмотрел на Савелия:
— Почему не пойдут, Сава?
Пахомов, злясь на самого себя, повернулся к напряженно ожидавшему его ответа Киму и сказал торопливо:
— Сделано толково, ничего не скажешь, по этикеткам. А не пойдут потому, что поднесено на тарелочке: и камины, и барельефы, и интимность какая-то нарочитая… Вы любите джаз — пожалуйста, желаете полепить — будьте любезны. Не хватает еще указатели поставить: для влюбленных пар — кабинеты налево…