Репетиция похожа на движение в фантастическом мире сновидений, когда лишь смутно чувствуешь притяжение далекой цели и идешь к ней на ощупь.
Иногда Ярушин сообщает название исполняемого произведения шепотом: «Дубро-овушка», давая как бы настройку, необходимую лирическую ноту. А иногда на репетиции больше, чем слова, помогают жесты. Вот вижу, как Гуров широким полетом ладони объясняет, каким ему видится развитие мелодии.
Стихия репетиции...
Заканчивается она у «Ариэля», как правило, «концертом по заявкам». Исполняются «любимые песни», то есть нетвердо кем-нибудь выученные. И если во время исполнения ошибется другой музыкант, восторженно кричит тот, кто заявлял:
— Так это наша любимая песня, старичок!
В такой момент Ярушин иногда останавливает репетицию и спрашивает:
— Кто играет без нот, поднимите руки. Так, Гепп, Антонов, Гуров...
— Одни и те же, одни и те же играют без нот, — вздыхает Каплун и добавляет страдальчески: — И так плохо...
Смею утверждать: Каплун — самый счастливый из ариэлевцев. У него как будто нет никаких проблем. Он любит все песни. Для него концерты не работа, но жизнь и, возможно, в лучшей своей части.
Вот он с азартом раскрывает перед нами образ одинокой, заневестившейся и несчастной Бабы-Яги. В неожиданном ракурсе мы видим традиционный персонаж русских народных сказок: Баба-Яга наделена узнаваемыми чертами измученной бездельем пенсионерки. Ей не с кем пообщаться, не с кем «чай с малиновым вареньем похлебать». Каплун так красочно, с такими яркими деталями создает образ, что многие угадывают по короткой сценке не только сегодняшний день Яги, но и ее прошлое и даже будущее. Некоторые даже предлагали написать продолжение «Бабы-Яги», может быть, даже целый цикл. Например, рассказать о сказочном клубе «Для тех, кому за двести тридцать». И такое продолжение появилось.
Вот другой образ, в «Дубровушке» — невесты Катеньки. Другой характер, другие отношения. Горькие и даже драматические минуты прощания с детством, с матушкой, предчувствия разлуки. «А разлучит нас с тобой молодой Ванечка»...
И для каждой песни Каплун находит в себе материал для создания запоминающегося образа. Его любовь ко всем песням объясняется не какой-то неразборчивостью, а напротив, — профессиональным артистизмом, который побуждает овладевать любым материалом.
Борис Каплун считает, что специфика артиста ВИА — это выражение его человеческой сущности. «Какой ты пришел из жизни — такой ты и интересен зрителю, а не другой человек, не человек в чьей-то маске», — говорит он. Однако сам он часто прибегает к актерскому перевоплощению. И не только на сцене. На репетициях это прорывается в розыгрышах и шутках, в общении с людьми — в душевной открытости и в умении после двух слов стать лучшим другом первого встречного.
Один из немногих в «Ариэле», кто не пишет музыку (есть еще такой — Антонов). Не пишет потому, что не чувствует внутренней потребности. «Мое призвание, — говорит он, — пережить, перечувствовать музыку, которую создает композитор, так глубоко, что она становится как будто моей». И в этом проявляется его душа актера.
Прекрасно владея скрипкой, он в «Ариэле» играет на инструменте далеко не родственном ей. Барабан его любимый инструмент. «Подходит мне по темпераменту, — говорит Каплун. — Есть куда вложить энергию. Хочется еще доказать, что в барабан можно не только лупить, но и выводить на нем мелодию. Разве это не слышно?»
Когда в 1969 году он пришел проситься в «Аллегро», его, красивого раскудрявого студента-скрипача, всерьез сначала не приняли. Ярушин попросил прийти в другой раз. В другой раз Каплун аккуратно снова пришел и снова высказал свою просьбу. «Садись за ударные!» — отмахнулся Ярушин. Каплун сел — и выдал! Такого ударника тут еще не слыхивали. Ну, а когда Ярушин предложил спеть что-нибудь и Каплун забрался на такие верха, что дух захватило, «участь» его была решена.
С той поры судьбы этих музыкантов тесно переплелись. Когда потом Каплуна как классного ударника пригласили в новый «Ариэль», он заявил, что без Ярушина даже выслушивать подобные предложения отказывается.
В новом «Ариэле» Каплун стал душой коллектива. Ребята едва дождались, когда после службы в армии он займет свое место. А парень, который исполнял партии ударных в его отсутствие, так и остался в истории ансамбля как «другой ударник».
Каплун:
— Любимые песни? Симфонии Бетховена.
Москва в судьбе «Ариэля» занимает особое место. Отсюда пришло всесоюзное признание. Здесь на площадке парка культуры им. Горького прошли первые гастроли коллектива. Здесь состоялась первая запись музыки для кино — к фильму «Между небом и землей» с А. Пугачевой, которую тогда еще никто не знал. Здесь после одного концерта во Дворце спорта в Лужниках челябинцы познакомились с московским режиссером, одним из создателей ансамбля «Песняры» Валерием Яшкиным, который потом работал с «Ариэлем» над «Сказанием о Емельяне Пугачеве» и «Мастерами». Здесь, в этом же Дворце спорта ансамбль впервые серьезно споткнулся, ощутил сбой в накатанной и, в целом, удачной музыкально-сценической деятельности. Здесь же, в концертном зале «Измайлово», ребята сдавали в прошлом году новый творческий экзамен: программу «Ариэля» принимала госкомиссия, возглавляемая начальником Главного управления музыкальных учреждений Министерства культуры РСФСР А. И. Баевым. «Ариэль» подтвердил тогда свою высокую репутацию. Вот авторитетное мнение членов госкомиссии:
— Я очень рад возможности послушать одну из наиболее чистых наших рок-групп, — сказал московский композитор Игорь Якушенко. — Я услышал у «Ариэля» слово-смысл, а не просто акустическое, увидел хорошо проработанную мысль аранжировщика, композитора. Путь «Ариэля» — кардинальный, именно по этому пути, мне кажется, должна развиваться популярная музыка. Мы часто хвалим наши национальные ансамбли — «Песняров», «Яллу», «Иверию» за их опору на национальный фольклор, и порой не замечаем, что у нас в России, на русском фольклоре за пятнадцать лет вырос до очень крупного явления ансамбль «Ариэль». Мне нравится, что Ярушин делает точный отбор фольклорного материала, ограничивает поиски наигрышами, припевками, то есть произведениями, которые позволяют использовать современный ритмический язык. Однако в исполнении ансамбля прозвучали и потрясли меня лирические песни, которые показывают, что «Ариэлю» доступна и другая стихия народных чувств.
Художественный руководитель ВИА «Добры молодцы» А. Киселев высказал мнение, тем более интересное, что исходило оно от, так сказать, «конкурирующей фирмы»:
— Сегодня я увидел, что людям на сцене было интересно делать то, что они делают. В советской эстраде «Ариэль» коллектив уникальный, его всячески нужно беречь, Мы видели настоящий столичный уровень, пережили массу положительных эмоций.
— Я рад, что в республике есть такой коллектив, — подвел итоги обсуждению А. И. Баев. — Наша комиссия прослушала 56 ансамблей, и надо сказать, что выступление «Ариэля» произвело очень благоприятное впечатление. Самое дорогое у него — цикл русских песен...
Как-то мы с ариэлевцами разговорились о русских народных песнях. Когда на заседании госкомиссии я слышал высокие слова о фольклорных аранжировках ансамбля, я думал, что это, между прочим, и его миссия. Кроме «Ариэля» и лучше его пока такую работу с русскими песнями не ведет ни один ВИА.
Каплун заметил, что «На горе, на гороньке» и «Дубровушка» вернули лирику в репертуар ансамбля. Ее в свое время как-то постепенно вытеснил юмор, шоу-манера. С наслаждением артисты снова начали петь лирические песни, произведения большого философского содержания.
Я снова и снова восхищался «Дубровушкой».
Были на Руси такие «плакальщицы». Была профессия — подбором мелодии и текста заставить человека сопереживать горю. В «Дубровушке» удалось артистам не только вызвать сочувствие конкретному горю. В этой песне сталкивается народная мелодия и космические мотивы «электронной музыки», точно отражая удивительную связь трагических коллизий в человеческой душе с трагическими коллизиями мироздания. В судьбе человека выбран единственный в своем роде момент: когда он прощается с детством и вступает во взрослую жизнь, когда «молодой Ванечка разлучает Катеньку с матушкой». И вот она уходит из-под теплого материнского крыла, и ей радостно и страшно, а матери радостно и горько.