— Это болезнь сонного иммунитета.
— ?! — тут я, должно быть, воззрилась на него в крайнем изумлении.
— Понимаешь, иммунитет спит и позволяет опухоли развиваться… Кстати, насчет другого лечения. В Москве уже применяют иммунное лечение.
— Но почему никто об этом ничего не знает?!
— Кто тебе сказал, что никто не знает. Это только журналисты ничего не знают. До них все доходит в последнюю очередь. И вообще, — хватит. Больше на медицинские вопросы я не отвечаю. Давай лучше… о кино, что ли, поговорим или о литературе.
Однако плохо же он меня знает, Икар. Он обмолвился об иммунном лечении. Я уже понемногу стала покупать книги по онкологии, но теперь мой интерес принял вполне целенаправленный характер: иммунитет и рак.
«Иммунная система — это страж постоянной внутренней среды организма, его, образно выражаясь, система государственной безопасности. Иммунитет не пропускает в организм врагов извне и уничтожает возникших внутри. Последнее тоже не редкость. Раковые клетки вырастают из собственных клеток тела… Если бы иммунная система не убирала их ежедневно, ежечасно, то человеку было бы отпущено не более нескольких лет жизни — она измерялась бы временем неконтролируемого роста опухоли.
Так бывает при врожденных дефицитах иммунной системы. К счастью, это редкая патология. Они имеют несколько форм, объединенных общим названием «первичные» иммунодефицитные состояния». Слово «первичные» подчеркивает, что это нарушение наследственное, с ним ребенок родился. У детей с первичными иммунодефицитами опухоли возникают гораздо чаще, чем у здоровых… Вторая группа иммунодефицитов не относится к категории врожденных. Это — вторичные ИДС. Само их название говорит о том, что они возникли вторично, под влиянием какого-то вредного воздействия на организм».
«Нам известно, что риск второго рака у больных, страдающих болезнью Ходжкина (лимфогранулематоз. — А. Г.) и подвергнутых интенсивной радиохимиотерапии, примерно в 25 раз больше, чем среди нормальной популяции… Активная иммунотерапия поражает своей полной безвредностью по сравнению с поддерживающей химиотерапией. При таком виде лечения (т. е. химиотерапии. — А. Г.) следует опасаться стерильности, а также возможности вторичных новообразований, которые описаны у больных, подвергнутых длительной химиотерапии, в частности, когда химиотерапия назначалась детям».
Сегодня я спросила Икара, что ему подарить. Он рассердился и ответил, что если еще раз услышит подобные разговоры, то выгонит. Я сказала, что ничего плохого не думала, но он еще долго возмущался тем, что люди теперь перестали верить в добрые человеческие побуждения и во всем ищут какую-то выгоду.
Я показала ему толстенную книгу по онкологии, где я нашла предсказание, сколько мне жить осталось: в худшем случае, от двух до четырех лет, в лучшем — десять лет и более.
— Если тебе так уж хочется мне что-нибудь подарить, — сказал Виктор, — подари мне эту книгу (я ее сейчас же ему протянула) и запомни, что я беру ее у тебя чисто из альтруистических соображений, чтобы ты не забивала голову всякой ерундой.
Я похвасталась, что стала читать книги по иммунологии и что мне попалась интересная книга некоего Матэ «Активная иммунотерапия рака».
— Я знаю эту книгу, — сказал Виктор, — она у меня была. Хорошая вещь, но что ты там можешь понять?
— Для меня достаточно. Например, я узнала, что при моем заболевании химиотерапия приносит больше вреда, чем пользы, человек становится стерильным. Я и сама об этом догадывалась, а теперь знаю точно.
— Зачем тебе все это? Ты не веришь нам, врачам?
— Я вам верю… до определенного предела. Я чувствую свой организм лучше, чем врач, и я верю своему организму. Когда я говорю врачу: «У меня болит сердце от этих лекарств», меня в ответ спрашивают: «Вы лечились раньше по поводу сердца?» Нет, раньше не лечилась, но теперь я вынуждена это делать. Врачи лечат конкретную болезнь, не обращая внимания на сопутствующие, но ведь в организме все взаимосвязано. Кроме того, как можно уничтожить болезнь, не зная ее причин? Если осталась причина, болезнь вернется. Не случайно говорят, что нужно лечить не болезнь, а больного.
— Кто так говорит?
— Это слова какого-то великого человека, но я не помню кого.
— По-моему, все это ерунда. Мы лечим по московским схемам. У нас одна из лучших онкологических больниц в Союзе…
— В том-то и дело, что вы лечите по схемам, будто человек — машина. Могу дать слово, что, когда я буду знать достаточно для того, чтобы лечиться самой, я больше не приду сюда.
— Ты пойми. Чтобы разобраться в иммунологии, нужно знать анатомию, физиологию, биологию и, наконец, онкологию.
— Что ж, если понадобится, я изучу все это. У меня теперь много свободного времени. Кстати, вы читали повесть Зощенко «Разум»?
— Нет.
— Это автобиографическая вещь. Он был серьезно болен. Врачи считали его безнадежным, а он сам разобрался в причинах своего заболевания и сам спас себя.
— Что ты этим хочешь сказать? Что больные должны лечиться сами?
— О, не волнуйтесь. Большинство больных настолько уверовало во врачей, что никогда сами они лечиться не станут. Что касается меня… наверное, такой уж я непутевый человек. Мне хочется все понять самой. Простите меня.
Икар вздохнул.
— Хочешь здравый совет? Не читай ничего. Все это чтение приведет тебя к горечи и злости, что ничего нельзя сделать. Я сам когда-то увлекался иммунологией и сейчас считаю, что иммунологи со временем всех нас оставят без работы. Но это будет не скоро, понимаешь? А сейчас я нужнее здесь, потому что приношу реальную пользу. И потом, что касается иммунологии, то здесь все не так просто, как ты думаешь. Есть противоречия, вещи еще не открытые и непонятые. Наука эта молодая, она сама себя открывает… Да и вообще, какой в этом интерес для тебя, молодой женщины? Читай лучше романы.
— В мои годы романы не читают, а делают, — неосмотрительно брякнула я. Он смутился, покраснел. Я тоже смутилась, сорвалась с места, кое-как попрощалась и ушла.
Система иммунитета сложна. Она устроена ничуть не проще, чем эндокринная, сердечно-сосудистая, пищеварительная… Составляют иммунную систему свыше десятка взаимодействующих друг с другом клеточных подсистем. Среди них макрофаги — знаменитые мечниковские клетки-пожиратели чужеродных пришельцев, которые одновременно обеспечивают и работу двух классов лимфоцитов — ведущих клеточных элементов иммунитета… Перед современной иммунологией стоит, задача огромной важности: научиться точно оценивать пораженное звено иммунной системы и прицельно, тщательно корректировать нарушение лекарствами и физиотерапевтическими средствами. Для этого предстоит создать новый класс ранее не существовавших лекарств и средств. Сейчас мы располагаем не более чем десятком таких лекарств. И если сравнить, с какой точностью современная медицина может регулировать, скажем, работу сердечно-сосудистой системы, имея в своем арсенале сотни прицельно действующих лекарств, то становится ясно, какой большой путь предстоит еще пройти иммунологии. Трудно делать прогнозы, но я думаю, что решающие достижения будут получены в текущем десятилетии. Над этими вопросами работают Институт иммунологии в Москве, Институт клинической иммунологии АМН СССР в Новосибирске и другие».
«…Но как помешать людям пить, курить, слишком много есть, чрезмерно употреблять косметику, когда неизвестно, почему они это делают? Может, чтобы освободиться от какого-нибудь страха.
Как помешать людям скапливаться в городах, работать, когда этого требует современная жизнь?