Ни печалей, ни утрат, ни громкого стука в дверь по ночам.
На его глазах огонек погас, и все по другую сторону озера погрузилось в темноту. Семья мирно заснула.
Оноре Гамаш. Неужели это было так уж неправильно? Неужели его чувства по этому поводу так уж ошибочны? И что он скажет утром Даниелю?
Он задумчиво уставился вдаль. Но через несколько минут вдруг начал ощущать присутствие чего-то в лесу. Какое-то сияние. Он огляделся – нет ли рядом еще кого-нибудь, другого свидетеля. Но ни на террасе, ни в саду никого не оказалось.
Любопытство повлекло Гамаша в ту сторону. Он шел, чувствуя мягкую траву под ногами. Оглянулся и увидел яркие, веселые огни «Усадьбы» и людей, двигающихся в комнатах. Потом снова повернулся к лесу.
В лесу стояла темень, но не тишина. По лесу двигались какие-то существа. Хрустели веточки, с сучков что-то падало и мягко шлепалось о землю. Гамаш не боялся темноты, но, как и большинство благоразумных канадцев, побаивался леса.
Однако что-то белое сияло и манило его, как сирены – Одиссея, и он против воли шел вперед.
Это находилось на самой опушке леса. Гамаш подошел и с удивлением увидел большой идеальный цельный куб, похожий на сахарный. Высотой он доходил до его паха. Гамаш протянул было руку к этому кубу, но отдернул ее. Куб был холодным и немного влажным. Протянув руку еще раз, теперь уже с большей уверенностью, Гамаш положил ее на вершину куба и улыбнулся.
Это был мрамор. «Значит, я испугался мраморного куба», – усмехнулся он, высмеивая себя самого. Не медведя, не пантеры. Ничего, что было бы опасным, и уж явно ничего такого, что могло бы ему угрожать. Но ведь он испугался. Этот куб напомнил ему о чем-то.
– Противные прыщи Питера постоянно прыщавятся.
Гамаш замер.
– Противные прыщи Питера постоянно прыщавятся.
Вот опять.
Он повернулся и увидел фигуру, стоящую посреди лужка. Вокруг нее висела едва заметная дымка, а у носа светилось яркое красное пятнышко.
Джулия Мартин вышла потихоньку выкурить сигарету. Гамаш громко откашлялся и провел рукой по кустарнику. Красная точка тут же упала на землю и исчезла под изящным каблучком.
– Добрый вечер, – весело сказала Джулия, хотя Гамаш сомневался, что она знает, к кому обращается.
– Bonsoir, madame, – ответил Гамаш и слегка поклонился, подойдя к ней.
Изящное вечернее платье подчеркивало стройность ее фигуры. Косметика, маникюр, прическа – все это было на месте даже на опушке леса. Джулия помахала тонкой рукой перед ртом, прогоняя едкий табачный запах.
– Насекомые, – сказала она. – Мошка. Единственная неприятность восточного побережья.
– На западе у вас нет мошки?
– В Ванкувере – почти нет. Разве что слепни на площадке для гольфа. Они меня с ума сводят.
В это Гамаш мог легко поверить – слепни его тоже мучили.
– К счастью, дым отгоняет насекомых, – сказал он, улыбаясь.
Она помолчала, потом хохотнула. Джулия Мартин была легка в общении и смеялась легко. Она прикоснулась к его руке привычным жестом, хотя они и были едва знакомы. Но жест был не навязчивый, просто вошедший в привычку. Наблюдая за ней в предыдущие дни, Гамаш обратил внимание, что она прикасается ко всем. И улыбается всему.
– Вы меня засекли, месье. За курением. Вот уж в самом деле ерунда какая-то.
– Ваша семья этого не одобряет?
– Меня в моем возрасте давно не волнует, что думают обо мне другие люди.
– C’est vrai?[26] Хотелось бы и мне так.
– Ну, может быть, чуточку и волнует, – признала она. – Я уже давно член этого семейства.
Она посмотрела на здание гостиницы, и Гамаш проследил за ее взглядом. Там, за окном, ее брат Томас, склонившись к матери, что-то говорил ей, а Сандра и Мариана молча глядели на них, не зная, что за ними тоже наблюдают.
– Когда прибыло приглашение, я думала, что не поеду. Понимаете, это ежегодное семейное сборище, но я прежде никогда их не посещала. Ванкувер отсюда так далеко.
Перед ее глазами снова возникло то приглашение на полированном полу за внушительной дверью их дома, куда оно упало словно с немалой высоты. Она знала это чувство. Помнила плотную белую бумагу и знакомые каракули. Это было противостояние двух характеров. Но она знала, кто одержал победу. Кто всегда одерживал победу.
– Не хочу их разочаровать, – тихо сказала Джулия Мартин.
– Я уверен, вы бы не смогли это сделать.
Она повернулась к нему, широко открыв глаза:
– Правда?
Гамаш сказал это просто из вежливости. Он совершенно не знал о взаимоотношениях членов семейства.