На лужке перед озером расположились остальные члены семейства – младшая сестра Мариана и ее чадо Бин. Если Томас и Джулия были стройными и привлекательными, то Мариана – невысокой, толстой и, безусловно, уродливой. Она словно была отрицательным полюсом рядом с их положительным. Ее одеяния явно имели зуб на свою хозяйку, потому что либо соскальзывали с нее, либо неловко закручивались, отчего Мариане приходилось постоянно их поправлять, подтягивать, разглаживать.
А вот ее чадо Бин было удивительно красиво: длинные светлые волосы, почти до белизны выжженные солнцем, бархатные темные ресницы и сияющие голубые глаза. В этот момент Мариана вроде бы занималась китайской дыхательной гимнастикой, хотя движения были ее собственного изобретения.
– Детка, посмотри – журавль. Твоя мамочка – журавль!
Полная женщина встала на одну ногу, подняв руки к небу и до предела вытянув шею.
Десятилетнее чадо Марианы проигнорировало мамочку и продолжило чтение. Гамаш подумал, что для ребенка такое времяпрепровождение – скука смертная.
– Это самая трудная позиция, – сказала Мариана громче, чем требовалось, почти удушая себя одним из своих шарфов.
Гамаш уже успел заметить, что Мариана начинала заниматься дыхательной гимнастикой, йогой, медитацией, боевыми искусствами, только когда появлялся Томас. Интересно, чего она хочет: произвести впечатление на старшего брата или смутить его?
Томас мельком взглянул на пухлого, грозящего рухнуть на землю журавля и повел Сандру в другом направлении. Они нашли два стула в удалении от других.
– Ты за ними шпионишь? – спросила Рейн-Мари.
Опустив книгу, она смотрела на мужа.
– Шпионю – слишком сильно сказано. Наблюдаю.
– Не пора ли тебе прекратить? – Секунду спустя она добавила: – Что-нибудь интересное?
Гамаш рассмеялся и отрицательно покачал головой:
– Ничего.
– И все же странное какое-то семейство, – сказала Рейн-Мари, оглядев сидевших каждый сам по себе членов семейства Финни. – Проделывают такой долгий путь, чтобы увидеться, а после не замечают друг друга.
– Могло бы быть и хуже, – ответил Гамаш. – Они могли бы начать убивать друг друга.
Рейн-Мари рассмеялась:
– Они никогда не приближаются друг к другу, так что это вряд ли возможно.
Гамаш согласно хмыкнул, с радостью осознавая, что ему это все равно. Это была их проблема, не его. И потом, проведя несколько дней в обществе Финни, он в каком-то смысле привязался к ним.
– Votre thé glacé, madame.[12] – Молодой человек говорил по-французски с приятным англо-канадским акцентом.
– Merci, Элиот. – Рейн-Мари загородила рукой глаза от солнца и улыбнулась официанту.
– Un plaisir.[13]
С сияющей улыбкой он передал Рейн-Мари высокий стакан охлажденного чая, а Гамашу – запотевший стакан лимонада, после чего отправился разносить напитки другим гостям.
– Помню время, когда я был таким же молодым, – задумчиво произнес Гамаш.
– Таким же молодым ты, вероятно, был, но ты никогда не был таким же… – Она кивнула в сторону Элиота, который спортивным шагом шел по стриженому лужку в строгих черных брюках и коротком белом пиджаке, обтягивающем его гибкое тело.
– Боже мой, неужели мне придется отбивать тебя еще у одного ухажера?
– Возможно.
Он взял ее за руку:
– Ты же знаешь, я бы это сделал.
– Я знаю, что ты бы этого не сделал. Ты бы заговорил его до смерти.
– Что ж, это стратегия. Сокрушил бы его моим могучим интеллектом.
– Могу себе представить его ужас.
Гамаш пригубил лимонад и внезапно сморщился, из его глаз потекли слезы.
– Ах, – заметила Рейн-Мари, глядя на его моргающие, слезящиеся глаза и перекошенное лицо, – ну какая женщина смогла бы сопротивляться этому?
– Сахара. В лимонаде не хватает сахара, – выдохнул Гамаш.
– Сейчас позову официанта.
– Не надо. Я сам.
Он закашлялся, бросил на нее шутливо-строгий взгляд и поднялся с низкого удобного сиденья.
Взяв свой лимонад, он пошел по тропинке из душистого сада на широкую затененную веранду, где было прохладнее, – спасение от жаркого дневного солнца. Берт Финни опустил свою книгу и посмотрел на Гамаша, потом улыбнулся и вежливо кивнул.
– Bonjour, – сказал он. – Жаркий день.
– Но я заметил, что здесь прохладнее, – сказал Гамаш, улыбаясь паре стариков, тихо сидевших бок о бок.